Вот что писал об этих местах в середине XIX века замечательный натуралист Н.А. Северцов: "Пожалуй трудно найти более мрачное место. Здесь только подвижные пески, периодически засыпающие окрестные деревни. Кое-где среди барханов попадаются огромные пни - остатки некогда растущего здесь соснового леса". Историк С. Соловьев отзывался о причинах песчаных бурь даже несколько аллегорически: "Это Средняя Азия надвигается, чтобы поглотить Россию".

Действительно, в XIX - начале XX вв. песчаные бури на юге Воронежской губернии случались регулярно. По свидетельству очевидцев песчаное море засыпало целые поля и села, дома по самые крыши. От песчаных бурь периодически страдал город Павловск.

По имеющимся данным песчаное царство в Богучарском уезде в 1906 г. занимало площадь в 12505,4 десятины. Почти все авторы конца XIX - начала XX вв. ратовали за немедленное закрепление подвижных песков при помощи посадок ивы-шелюги или сосны. Закрепление песков шелюгой впервые началось в 1895 г., посадка сосны - в 1898 г. Воронежский натуралист Н. Конаков, посетивший эти места в 1930 г. ещё застал ряд подвижных оголенных дюн, которые и назвал "Воронежской Сахарой". В 1960 г. профессор ВГУ К. Скуфьин нашел лишь одну дюну, правда, тянувшуюся на сотни метров. Сейчас шелюги на дюнах почти нет. Зато сосновые боры поднялись практически везде.

Одно время считалось, что "Воронежская Сахара" ушла в прошлое. Однако во время предыдущих посещений, мне удалось обнаружить несколько участков свободных дюн. Кое-где сосна не прижилась, что было заметно по оголенным корням, торчащим из песка, по которым можно было угадать упавшие и уже засыпанные песком стволы. Так что целью нашей экспедиции было исследование этих сохранившихся участков на предмет поисков представителей реликтовой пустынной фауны. Интересно было также изучить закономерности динамики фауны под влиянием роста и развития сосновых лесов, созданных на месте свободных песчаных дюн.

В Павловске ко мне присоединяется мой друг, учитель, натуралист и краевед Саша Химин. Вдвоем нам предстоит проделать путь до районного центра Петропавловки, где нас должна ждать машина, которая доставит нас в село Березняги. От Березнягов и начинаются собственно "буруны".

В Калаче нас ждал несколько необычный инцидент. Всех пассажиров нашего автобуса высадили на какой-то захолустной автостанциис за городом, после чего автобус торжественно развернулся и исчез в неизвестном направлении. Нам ничего не оставалось, как оттащить свои тяжелые рюкзаки в тень и отдаться томительному ожиданию.

Ожидание на жаре практически в чистом поле - занятие не из приятных. Лицезрение полуразрушенного здания автостанции не добавляло энтузиазма. Чтобы хоть как-то убить время прошелся до местного ларька, чтобы купить воды. Цены на газированную воду здесь оказались раза в полтора выше, чем в Воронеже, но выбирать не приходилось.

Немного развлечения доставил нам собирающийся отходить автобус "Калач - Таловая". Пассажиров в нем не было и половины от вместимости салона, но большинство из них были пьяны в стельку. Они горланили песни, проливали слезы и целовались с такими же пьяными провожающими. Прямо картина "Проводы осужденных на каторгу". Один мужчина уже перед раскрытыми дверьми автобуса вдруг уперся руками и ногами в створки и на все уговоры и увещевания лишь что-то мычал и отрицательно мотал головой. Потом он вырвался из рук двух державших его женщин и пытался спастись бегством. Но не сделав и трех шагов, несчастный беглец покачнулся и тяжело рухнул, подняв тучу придорожной пыли. Кое-как его бесчувственного затолкали в автобус, и тот наконец-то смог отправиться к месту назначения.

Через четверть часа пассажиры нашего автобуса стали проявлять нетерпение. Особенно негодовали пассажиры с детьми. Одна женщина кричала на весь пустырь, требуя назад деньги и угрожая пожаловаться Путину.

Наконец, подошел автобус до Петропавловки. К нашему удивлению, это был не прежний раздолбанный "Икарус", а новенький (по крайней мере, с виду) блестящий "Мерседес", в котором даже работал (!) кондиционер. Так что остаток пути мы проделали с немалым комфортом.

Приближаясь к Петропавловке, замечаем, что ландшафт постепенно начинает меняться. Открывается вид на широкую живописную долину реки Толучеевки. Справа и слева видны эффектные горы с меловыми обнажениями. Своеобразный колорит усиливают утопающие в зелени хутора. Только при внимательном рассмотрении в бинокль замечаем, что симпатичные домики имеют как-то странно покосившиеся белые стены, что крыши на этих домиках представлены нередко одними лишь стропилами, да и то изрядно подгнившими. Да и вообще вокруг хуторов царит какая-то странная пустота, а очаровавшая нас зелень являет собой "траву забвения" - циклахену, охватывающую наши заброшенные хутора подобно пламени зеленого пожара.

Петропавловка особого впечатления на нас не произвела. Обычный затрапезный райцентр. Примерно треть домов заброшены. Автобус остановился в самом центре поселка посреди центральной площади с традиционном набором сельских поселений: районной администрацией, "Белым домом" (райсоветом), Домом культуры, торговым центром. В глаза бросилась написанная чуть ли не аршинными буквами реклама какого-то импортного фильма: "Под звездным знаком секса". Порадовавшись за петропавловскую культуру, направляемся к уже ожидавшей нас машине.

Наш путь до Березнягов не занял много времени. Если верить карте Березняги - большое село, вытянувшееся вдоль русла реки Матюшины на добрые 10 километров. На самом деле оно состоит из отдельных жилых анклавов, разделенных пустырями, запущенными садами и целыми массивами заброшенных домов. Из признаков развития современных технологий нам бросилась в глаза вышка сотовой связи (её не было во время моего предыдущего посещения) и почти у каждого встреченного нами селянина был мобильный телефон.

Мы быстро отметили командировки в сельском совете и направились в местное лесничество. С лесничеством вышла заминка. Мы долго кружили по селу, пока не наткнулись на противопожарную вышку, ориентируясь на которую и добрались до лесничества.

Разговор с лесниками вышел довольно оживленный. Нам быстро выписали разрешение на посещение леса в пожароопасный период, после чего долго уговаривали остаться, обещая угостить отборным самогоном. Положение осложнилось после того, как выяснилось, что одна моя дипломница приходится лесничему родной дочерью. Тут уж нам ничего не оставалось, как, резко вскинув рюкзаки на плечи, сделать ноги от не в меру назойливого деревенского гостеприимства.

Переведя дух за околицей села, мы подтянули лямки рюкзаков и зашагали по тропе, тянувшейся вдоль русла реки Матюшины. Речка Матюшина, на карте обозначенная пунктиром и на самом деле мала. Её ширина достигает, самое большее, четырех метров, глубина по щиколотку. Вместе с тем в ней довольно быстрое течение и чистая холодная вода, вполне пригодная для питья и, как говорили местные жители, даже для залива в автомобильный аккумулятор. Такая картина сложилась из-за обилия родников, благодаря которым Матюшина до сих пор ещё окончательно не пересохла среди практически безводных песков.

Мы двигаемся по долине Матюшины, уже дважды переходя вброд русло. В одном месте, утомленные жарой, мы разделись догола и поплескались (купанием это было назвать трудно) в прохладных водах. Немного взбодрившись, зашагали дальше.

Растительность долины Матюшины представляет собой разнотравный луг, на отдельных участках поросший дикими яблонями и грушами. Непосредственно вдоль берега встречаются куртины ив и тополей. С правой стороны, примерно в полукилометре, маячат поросшие молодым сосновым лесом дюны.

Фауна долины Матюшины оказалась довольно обильной. Повсюду стрекочут кузнечики. Под ногами мельтешат многочисленные полчища муравьев. На ивовых кустах слышен треск выводков красавцев жуланов. Эти небольшие птицы имеют контрастную коричневую с серой головой окраску и эффектную черную полосу на глазах, напоминающую разбойничью полумаску. Под стать внешности и манеры. Сам относясь к отряду Воробьиных, жулан не брезгует разорением гнезд и охотой на слетков своих собратьев. Охотится он и на мышат, ящериц, лягушек, крупных насекомых. Вокруг гнезда жулана в радиусе ста и более метров не селится ни одна близкая с ним по размеру птица. В более северных районах жулан имеет привычку, словно инквизитор, накалывать свои жертвы на колючки и тонкие веточки. Наши жуланы такой привычки не имеют. Вероятно, обитая в благодатных краях с обилием добычи, им заботиться о запасах не приходится. В долине Матюшины выводки жуланов встречались чаще, чем по одному на полкилометра. Такого обилия жуланов нам в других местах наблюдать не приходилось.

Пару раз нам попадались группы канюков, величественно парящих в воздухе, выписывая спирали. Эта хищная птица, распространенная на пространстве от Испании до Сахалина, является одним из признанных асов парения, освоивших этот способ полета за много тысяч лет до авиаконструкторов.

Из других птиц в долине попадаются красногрудые красавцы коноплянки, расписные, словно хохломские игрушки, щеглы. С вершин прибрежных тополей доносится характерная трелька зеленушки, "воркование" горлицы, свист иволги. Из зарослей ивовых кустов слышна возня выводков черных дроздов.

Пройдя километров восемь, замечаем, что тропа становится уже едва различимой в траве, что под ногами то и дело начинает хлюпать вода. Солнце уже довольно явно склонилось к горизонту и требовалось искать место для ночлега. Кроме того, во фляжках кончилась вода и не мешало бы пополнить её запасы. Саша вызвался пойти в разведку. Отсутствовал он около часа.

На мой вопрос "Далеко ли река?" Саша загадочно улыбнулся и отчеканил: "Хороший вопрос! До сухого русла реки Матюшины метров 100. Дальше километра на три все высохло".

Ситуация складывалась тревожная. У нас ни глотка воды, а впереди неизвестно на сколько километров наступила великая сушь. Решаем вернуться на несколько километров назад. Для этого берем немного вправо, перебираемся через покрытое мелким светлым песком русло и оказываемся на правом берегу.

Идти теперь приходится прямо через прибрежные заросли ивы, чередующиеся с порослью вездесущего клена ясенелистного и куртинами крапивы. Примерно через километр впереди сверкнуло блюдце воды. Продравшись ещё метров пятьдесят, натыкаемся на небольшое озерцо диаметром метра три и глубиной примерно на ширину двух пальцев. В озерце отчаянно плещется какая-то мелкая рыбешка. Дальше до самого поворота русла тянется все тот же, теперь уже кажущийся нам зловещим, мелкий светлый песок (назвать его речным язык не поворачивался).

На протяжении следующего километра пути подобные озерца (или лужи) стали попадаться чаще. Наконец мы облегченно вздохнули, увидя мощную бобровую плотину, за которой река приобретала довольно отчетливые очертания. Заодно стала ясна и причина столь внезапного иссушения.

У впадения в Матюшину ещё более мелкой реки Ольховатки на удобной площадке на довольно высоком (около двух метров) крутом берегу и решаем устроить первый лагерь. Наша китайская палатка не нуждалась в длительном процессе установления (на утро выяснится, что сложить её совсем не так просто). Костер развели прямо на дне Матюшины чуть ниже бобровой плотины (мысленно извинившись перед хозяевами за причиненное беспокойство). Проблем с дровами, благо, не возникло.

Через четверть часа в котелке уже кипел традиционный туристический ужин - пшенная каша с тушенкой. Мы с жадностью (обед у нас был весьма символический) набросились на еду. После чая, приправленного душицей (Саша по дороге предусмотрительно запасся этой восхитительной приправой), немного передохнув, решаем, пользуясь тем, что ещё светло, провести хотя бы предварительное обследование окрестностей.

Начали с сухого дна русла реки. На песке довольно отчетливо проступали отпечатки. Мы без труда различали округлые, расположенные ровной цепочкой следы лис, изящные копытца косуль, более крупные и глубоко вдавленные копыта кабанов, выделяющиеся длинными когтями следы барсука. Похоже, зверья в зарослях по долине Матюшины, водилось великое изобилие. Особое впечатление произвели на нас четко отпечатавшиеся на песке следы волчьего выводка. Надо сказать, что перед нашим уходом березняговские лесники, очевидно, пытаясь отговорить нас от этого безумного, с их точки зрения предприятия (вдвоем шляться где-то по пескам, ночуя в палатке), в качестве последнего аргумента выложили: "Смотрите, там позавчера волка видели". Но закаленных натуралистов волками не испугаешь.

Из зарослей мы выбрались на довольно торную дорогу. Из-за Матюшины доносились голоса косцов (была пора сенокоса). Буквально из-под ног у нас выпорхнул красавец удод, отлетел метров на пятьдесят и уселся на ивовый куст, играя великолепным хохлом и рассматривая непрошеных пришельцев. На обратном пути, уже в сумерках, над нами бесшумно, словно духи ночи, закружились, почти задевая наши головы крыльями, бесшумные тени двух козодоев.

Уже на привале при затухающем костре, наша неторопливая беседа была прервана появлением ещё одного местного жителя. На высокий тополь, под которым мы установили нашу палатку, села огромная птица горделивой осанки и явно орлиного облика. Нам не требовалась много времени, чтобы определить в госте орлана-белохвоста. Впрочем, птица и не собиралась долго задерживаться.

Когда-то на все Центральное Черноземье гнездилась лишь одна пара орланов в Хоперском заповеднике. Причиной сокращения числа этих великолепных птиц были браконьерство, беспокойство на гнездах, вырубка пойменных лесов, оскудение рыбных запасов, применение пестицидов в сельском и лесном хозяйстве. Активная природоохранная пропаганда последних лет сделала свое дело: орланов перестали преследовать, прекратилось применение пестицидов, немалую роль сыграло также создание водохранилищ и развитие прудового рыбоводства. В настоящее время численность орланов-белохвостов только в Воронежской области составляет не менее десяти пар.

Осуждающе взглянув на нас (дескать, приперлись тут, беспокоят, костры разводят), орлан поспешил ретироваться. Утомленные дорогой и впечатлениями, мы забрались в палатку и уже через несколько минут спали как убитые.

 

День второй

Ночью нас никто не тревожил. Хозяева здешних мест деликатно дали пришельцам выспаться. Хотя надо сказать, что пришельцы, хоть и старались вести себя тихо и незаметно, следы своего пребывания (кострище, примятая трава на месте палатки) всё-таки оставили.

Когда я спустился к воде, дабы совершить утреннее омовение, моё внимание привлек какой-то шорох и плеск, доносящийся из-под бобровой плотины. Через несколько секунд в моих руках бился некрупный (чуть больше ладони) налим. Я отнес его к воде и выпустил. Только тут заметил ещё с десяток налимов, бьющихся под плотиной или около неё. Через несколько минут мы с Сашей закончили спасательную операцию. Саша потом жалел, что вчера из-за усталости не поискали хорошенько возле плотины, а то ужинать могли бы деликатесной ухой из налимов.

В наших планах на сегодня было достичь села Глубокого, до которого, если верить карте, было около двадцати километров. В Глубоком мы намеревались остановиться в лесничестве, оставить там вещи, а оттуда налегке совершить вылазку непосредственно на буруны.

В дорогу нас провожает лихой "бой" перепела. Путь наш лежит по долине той же полупересохшей реки Матюшины. Однако ландшафт кругом несколько изменился. Мы идем по поросшей кустарниками (шиповником, терном, боярышником) довольно широкой равнине, на которой нам то и дело попадаются круглые, словно перевернутые вверх дном блюдца, песчаные останцы.

На останцах кипит жизнь. Один раз нам попалась явно жилая лисья нора. Обращает на себя внимание разнообразный мир насекомых. Под ногами то и дело попадаются черные и блестящие, словно капли гудрона, чернотелки. Их личинки живут в песке и питаются корнями трав и кустарников. Лихо скачет проворный, словно муха, светло-зеленый жук скакун песчаный. Парят в воздухе хищные осы-бембексы - гроза жирных мух и слепней. Пару раз нам встретилась тонкотелые осы - аммофилы, волокущие свою добычу - гусениц пилильщиков и шелкопрядов. Довольно многочисленны здесь и дикие пчелы - андрены и галикты.

Дорога наша упирается в молодой березняк с густым подлеском из желтой акации, делающим этот лесок практически непроходимым. Приходится принять правее, дабы обойти неожиданное препятствие. Обогнув лес, замечаем впереди маленькое строение. По карте определяем, что это заброшенный летний лагерь пастухов, от которого нам надлежит свернуть почти под прямым углом на запад. На виду у летнего лагеря (уже заросшего "травой забвения") делаем небольшой привал. Перекусив бутербродами с консервами и запив их горячим чаем из термоса, продолжаем свой путь.

На этот раз наш путь лежит по довольно широкой песчаной дороге через примерно сорокалетний сосновый бор. Под ногами в изобилии мельтешат проворные прыткие степные муравьи и черно-блестящие степные муравьи-бегунки. Из придорожных кустов доносится лихой крик вездесущего здесь жулана. Из леса доносятся голоса привычных нам синиц, пухляков. Дорогу перелетает стайка зябликов. Слышны лихие крики большого пестрого и седого дятлов. Все эти виды настолько нам привычны, что даже навевают некоторую скуку. Да и ландшафт мало отличается от пригородных лесов под Воронежем. На песке отчетливо проступают следы лис, косуль и всё тех же волчьих выводков.

Чтобы сократить путь, решаем идти не по тропе, а напрямую через лес. Через несколько сотен метров идущий впереди Саша внезапно останавливается и восклицает: "Смотри!". Немного оправившись от неожиданности, замечаю, что Саша показывает не вперед или вверх, а себе под ноги.

На слое хвоинок лежит крупный (явно длиннее спичечной коробки) необыкновенно яркий жук с темно-синей голой и переднеспинкой и золотисто-зелеными надкрыльями. Мне приходилось раньше видеть этого жука в научных коллекциях, поэтому я без труда узнал красотела пахучего из семейства жужелиц - одного из редчайших и одновременно полезнейших жуков нашей области.

В отличие от других жужелиц, хорошо знакомых населению по своим погребам и огородам, красотел пахучий, кроме всего прочего, ещё и хорошо летает и лазает по деревьям. И взрослые жуки, и личинки поедают гусениц таких опасных вредителей леса, как непарный шелкопряд, шелкопряд-монашенка, дубовая хохлатка, пилильщики. Они преследуют свои жертвы везде - на земле, на стволах и ветвях деревьев. Тело своей жертвы красотел обрабатывает своими мощными жвалами, превращая в удобную для поглощения кашицу. Для борьбы с непарным шелкопрядом пахучий красотел был завезен в США, где разводился в специальных инсектариях.

Численность этого жука заметно упала в 60-е - 70-е гг. XX века. Причиной тому стала неумеренная авиационная обработка лесов ядохимикатами. Много бедствий причинило природе это варварство. Численность многих видов стала восстанавливаться только в наши дни, почти через тридцать лет после прекращения применения ядов.

Необычность возникшей ситуации объясняется ещё и тем, что пахучий красотел считался дубравным видом. А тут сосновый жердняк от силы 30-40-летнего возраста. "Это же прямо какой-то экологический сюрреализм" - прошептал Саша. Мы ещё тогда не знали, что этот "экологический сюрреализм" ещё не раз нам встретится во время экспедиции.

Нам пришлось протопать километров десять по ничем не примечательному сосновому лесу, уже изрядно нам надоевшему. Саша начинает обнаруживать признаки разочарования. Ему обещали пески, барханы, пустыню, а тут банальный сосняк, чтобы увидеть который, незачем было и далеко удаляться от города.

Мы снова вышли на довольно торную дорогу. По некоторым признакам угадывается близость человеческих поселений. Вдоль дороги попадаются кучи мусора, состоящие из традиционных пластиковых и стеклянных бутылок, оберточной бумаги и каких-то тряпок. Пару раз нам навстречу попались встречные и попутные машины, пассажиры которых рассматривали нас откровенно подозрительно. Особенно усердствовал какой-то пасечник (судя по автомобильному прицепу, нагруженному ульями), который настолько вывернул шею, что мы даже стали опасаться за целостность его шейных позвонков, а заодно уж и за целостность машины.

Наконец из-за поворота показывается металлическая ограда, а за ней - двухэтажное кирпичное обшитое сосновыми досками здание, над входом в которое красуется далеко заметная надпись "Березняговское лесничество Калачеевского мехлесхоза". Прежде, чем вступить на территорию этого форпоста цивилизации, решаем немного передохнуть. Облокотившись на рюкзаки, блаженно раскидываем ноги прямо на обочине.

Внезапно какая-то большая тень закрывает нам лица. Мы вскакиваем, как ошпаренные, моментально хватаясь за бинокли. Удивлению нашему нет предела. Красивая светлая окраска, характерный изгиб крыльев, короткий хвост. В бинокль даже удается рассмотреть хохол на голове. Сомнений нет. Перед нами скопа, или орел-рыбник - одна из редчайших птиц в мире. Впрочем, встреча этого орла на пролете над водной гладью Воронежского водохранилища или над донским плесом не вызвала бы столь бурной реакции. Но в середине лета в десяти километрах от Дона в краю, где самой "крупной" рекой является пересохшая Матюшина! Что здесь делать скопе, чей единственный вид корма - рыба? Вот вам и ещё один "экологический сюрреализм".

Как уже было замечено, скопа - птица редкая. Она не сходит со страниц Красных Книг и списков редких и исчезающих видов. В чем же здесь причина? Их несколько. Не на последнем месте стоит фактор беспокойства. В пользу этого довода говорит тот факт, что после создания Рыбинского водохранилища, отселения жителей из зоны затопления и организации Дарвиновского заповедника численность скопы выросла на порядок и в настоящее время составляет 20 пар. Сейчас это едва ли не самое "скопиное" место на планете.

На территории Воронежской области численность скопы за последние 30 лет сократилась, несмотря на то, что на пролете эти птицы встречаются регулярно. Перестала скопа гнездиться в Воронежском и Хоперском заповедниках. Причина здесь, вероятно, кроется в отсутствии подходящих мест для гнездования, т.е. в постепенном усыхании и выпадении старых высоких деревьев. Ещё остается надежда на гнездование скопы в Теллермановской дубраве и на территории Ольховатского охотничьего заказника Верхнемамонского района.

Прибыв в село, первым делом решаем искупаться, так как от долгой ходьбы и жары пот разъедал кожу и застилал глаза. Детские голоса, визг и плеск указывают нам нужное направление. По дороге замечаем огромные стаи ласточек - береговушек, облепивших придорожные столбы и телефонные провода. Последние от массы тысяч птиц провисли чуть ли не до земли.

Озеро Глубокое представляет собой довольно вытянутый с севера на юг водоем, ширина которого не превышает ста метров. На противоположном берегу расстилаются обширные луга, простирающиеся аж до самого Дона. Вода в озере довольно теплая, при этом слои воды с температурой парного молока чередуются с весьма прохладными струями, говорящими о наличии довольно мощных родников.

Из птиц на озере нам прежде всего бросилась в глаза болотная курочка камышница, с деловым видом прошлепавшая по воде от одного массива тростниковых зарослей до другого. Над лугом сновали легкокрылые крачки. Словно изумрудная капля пролетел низко над водой красавец зимородок. Из зарослей тростника доносились песни обыкновенного и речного сверчков. С дальних лугов послышался крик коростеля. Величественно, словно доисторические птеродактили, проплывали над озером цапли. Над самыми камышами пролетел, выискивая добычу, болотный лунь. Но главное впечатление на нас произвели три бело-черных красавца аиста, протянувшие откуда-то из-за села в сторону маячившей примерно в километре от нас посреди лугов пойменной дубравы.

Облик аиста известен всем, хотя видеть его доводилось немногим. Дело в том, что по Центральному Черноземью проходит восточная граница распространения аистов в Европе. В Воронежской области гнезда аистов обнаружены в двадцати одном селе, а уже чуть западнее - в Курской области - эти птицы гнездятся почти повсеместно.

Популярность аистов объясняется прежде всего их доверчивостью и стремлением держаться поближе к человеку. Крупные размеры и колоритный облик делают эту птицу самой привлекательной из наших ближайших соседей.

Аисту отведено достойное место в фольклоре. Особенно он популярен в областях Западной Украины и у народов Средней Азии. Это объясняется сравнительной многочисленностью аистов в этих районах.

В наших краях, а также на Украине, в Белоруссии и в Прибалтике аисты гнездятся в основном на крышах. В западных областях б. СССР уже стало вековой традицией привлечение аистов путем установки на крышах старых тележных колес. Кое-где считается необходимым привлечение аистов на крыши домов, где будут жить молодожены. Во многих местах эти птицы считаются символами семейного и материнского счастья. К сожалению, подобные традиции в нашей области ещё не сформировались. Может быть, это и задерживает расселение аистов в наших краях? Как показывает опыт привлечения аистов в других областях, установка искусственных гнездовых платформ значительно облегчает поселение аистов в новых районах.

Налюбовавшись аистами, решаем не ходить в лесничество, а заночевать возле колодца, расположенного в верховьях озера. Этот колодец у местных жителей считается святым. Возле колодца на горизонтальную ветку ближайшей ольхи было навязано множество белых платков с просьбой о дожде. Уже смеркалось, и просьбы местных жителей, похоже, не остались без ответа. С востока заходила сочная лиловая туча. Это заставило нас поспешить с установкой палатки.

С луга донеслись тревожные крики. Это заторопились косцы. Через минуту к ним на помощь устремилось на тракторах, машинах, мотоциклах чуть ли не все село. Мимо нас протарахтел мотоцикл, буквально увешанный мужчинами и женщинами всех возрастов, вооруженных косами и вилами. Создавалось впечатление, словно все село устремлялось на битву с заклятым врагом.

Костра в этот раз не разжигали (все-таки святое место). Поужинав консервами, с первыми каплями дождя мы юркнули в палатку, предоставив жителям Глубокого самим спасать свое сено.

День третий

Ночь выдалась тревожной. Проливной дождь хлестал до рассвета. Порывы ураганного ветра грозили унести наше хлипкое жилище, и только тяжесть наших тел удерживала палатку в более-менее устойчивом положении. Вдобавок ко всему к нам в палатку, вероятно, спасаясь от дождя, набились тучи комаров, для которых наши лица и руки моментально превратились в столовую на сотни посаженных мест.

С грехом пополам мы кое-как заснули. Наутро, выкарабкавшись наружу, мы с ходу приняли душ, устроенный нам потоком воды с прогнувшихся ольховых ветвей. Трава вокруг также была насквозь мокрая, так что в считанные минуты и мы промокли до нитки. Впрочем, мы слишком закаленные путешественники, чтобы расстраиваться из-за таких пустяков. Тем более что солнце уже встало и стремительно прогревало почву и воздух.

Наскоро позавтракав, быстро собираемся и снова в путь. По дороге решаем зайти в лесничество. Переговоры со здешними стражами леса не заняли много времени. Быстро договорившись насчет наших рюкзаков и ночлега на будущую ночь (после пережитого ночью нас что-то потянуло под крышу), поподробнее узнав дорогу, налегке устремляемся к заветной цели.

Мы выступаем с ощущением некоторого беспокойства. Не ждет ли нас разочарование? Не заросли ли эти самые "буруны" со времени моего последнего посещения, превратившись в банальный молодой сосняк? Окружающий нас пейзаж пока не внушает особого оптимизма. Все те же сосновые леса со всеми необходимыми атрибутами: синицами, пухляками, поползнями, дятлами. Вдоль дороги встречаются обычнейшие овсянки, лесные коньки, коноплянки, щеглы. И стоило тащиться в такую даль, чтобы на них любоваться? Вдобавок ночной дождь сделал напрочь невозможным чтение следов на песке. Саша несколько приободряется, найдя перо ушастой совы.

Мир насекомых также не блещет уникальностью. Под ногами суетятся всё те же прыткие степные муравьи, неторопливым ручейком струятся по хорошо утоптанной тропе луговые муравьи. Здесь же заметны черные садовые муравьи, которых в любом саду полно. Некоторое разнообразие вносят муравьи-жнецы. Это, по крайней мере, вносит некоторый степной колорит.

Пройдя несколько километров, выходим на открытое поле с сосновой лесополосой посередине. Вероятно, здесь когда-то выращивали рожь (отдельные растения видны на обочине), но сейчас поле заброшено и заросло вейником. Вдоль лесопосадки летают какие-то бабочки: белянки и голубянки.

Ещё через несколько километров мы выходим в те места, где шли вчера. Перед нами открывается вид на широкую долину Матюшины. Левее виден заброшенный летний пастуший лагерь. Замечаем чуть дальше к северу небольшой песчаный холм, заросший сосной более, чем на половину. Недолго думая, решаем забраться на него, дабы оглядеться.

Сказано - сделано. Продравшись сквозь совсем молодой (не более десяти лет) сосняк, взбираемся на холм. И здесь нашему взору открывается вид, потрясший воображение. На значительной площади (позднее по данным глазомерной съемки удалось рассчитать её, и получилась цифра порядка 2000 га) перед нами почти до горизонта - барханы, барханы, барханы... Словно бы мы по мановению волшебной палочки перенеслись на тысячи километров южнее и оказались где-нибудь посреди Кара-Кумов или Сахары.

Кое-где, правда, сосна проникла и сюда, но хозяйкой здесь это выносливое дерево себя явно не чувствует. Она здесь явно временный гость. Кое-где видны обнаженные корни упавших деревьев. Воронежская Сахара в упорной борьбе отстаивает своё право на существование.

Волнующий момент - нога вступает на рыхлый песок и погружается в него по щиколотку. Барханы вздымаются перед нами, как океанические волны. В ущельях между ними прячутся группки молодых сосенок. На склонах видны многочисленные сосновые проростки. В одном месте мы обнаруживаем группу проростков, засыпанную песком на глубине около полуметра. Вершины некоторых барханов покрыты своебразными "шапками" из чабреца песчаного.

На песке вновь замечаем звериные следы. Кроме обычных лисьих и уже ставших привычными волчьих отпечатков, замечаем изящные отпечатки косуль. В одну из ложбин вела цепочка из крупных отпечатков копыт, расположенных на значительном расстоянии друг от друга. Приглядевшись повнимательнее, определяем следы благородного оленя. Пройдя примерно с километр, встречаем крупные отпечатки копыт лося.

Тут было над чем задуматься. Как могла небольшая территория с чахлой растительностью, где и с водой проблемы, вместить столько зверья? Очевидно, основой всего являются молодые сосновые культуры. Её хвоей охотно питаются лоси, олени, косули, мыши собирают семена. В свою очередь, на травоядных охотится волк, а мыши служат кормом лисам. Не последнюю роль играет безлюдность данной территории.

На барханах замечаем зеленых, проворных словно муха хищных жуков, скакунов песчаных, относящихся к семейству жужелиц. То и дело попадаются гнезда мелких (значительно мельче булавочной головки) черных муравьев. Это бледноногие садовые муравьи, родственники всем хорошо известных черных садовых муравьев, но предпочитающих более сухие места обитания.

В чабрецовых "шапках" встречаются гнезда дернового муравья. Этот один из самых многочисленных видов муравьев у нас остается и одним из самых неизвестных. Для рядового обывателя все муравьи на одно лицо, а для дернового даже не нашлось народного названия. И это несмотря на то, что этот муравей - один из постоянных и "верных" спутников человека. Дерновым его можно назвать с большой натяжкой. Он отнюдь не прячется в лесной подстилке, а ведет вызывающе открытый образ жизни часто прямо под носом у человека.

Дерновый муравей - один из самых мелких муравьев. На него похож хорошо знакомый многим (причем в отрицательном смысле) фараонов муравей, поселившийся в наших домах, ползающий по нечистотам, портящий продукты и распространяющий многие инфекции. Близкое, хотя и относительно недавнее, знакомство человека с ним уже породило ряд народных названий: малый муравей, рыжий муравей, фараончик, домовый муравей. А для дернового муравья народного названия до сих пор не придумано. Уже давно живя рядом с человеком, этот вид не наносит ему никакого вреда, хотя и не приносит особой пользы, питаясь в основном семенами сорняков и самыми мелкими насекомыми. Поэтому и внимания на него человек не обращает.

Несмотря на свои малые размеры, дерновый муравей не дает себя в обиду. Вот что писал о нем классик отечественной мирмекологии (науки о муравьях) М. Рузский: "Это муравей весьма деятельный, энергичный, умеющий и пищу себе найти и постоять за себя. Движения его медленные, спокойные, но уверенные. В драках он упорен и настойчив".

Интересный случай произошел в одной из лабораторий, где дерновым муравьям не понравилось соседство гнезда муравьев-жнецов, гигантов по сравнению с ними. Попытки прорваться через вход в гнездо были неудачны, так как массивные головы жнецов полностью его закрывали, а их раскрытые мощные жвалы заставляли дерновых быть осторожными. Всё-таки непрерывными атаками им удалось потеснить жнецов сантиметров на пять от входа до сужения в галерее.

Дальше дерновые муравьи сменили тактику. Из мелкого ракушечника они построили в проходе баррикаду. Жнецы попытались разобрать её, но дерновые муравьи оставили в стенке мелкие отверстия, не выходя из которых, отпугивали противника. Проникнуть же через эти мелкие отверстия жнецы не могли. Через час баррикада продвинулась внутрь гнезда сантиметров на десять. При этом дерновые муравьи собирали камушки с её наружной стороны, поднимались с ними вверх и сбрасывали на внутреннюю сторону. При этом сами муравьи на внутреннюю сторону не спускались. За ночь таким образом баррикада продвинулась вглубь гнезда ещё сантиметров на двадцать пять.

Наконец, жнецы были оттеснены в самую последнюю камеру. Дерновые достроили баррикаду до потолка, увеличили её толщину, оставив лишь мелкие проходы. В этих проходах постоянно дежурило несколько муравьев, не дававшие жнецам разобрать баррикаду. Через несколько дней жнецы погибли от голода, а дерновые муравьи завладели их гнездом.

Подобные действия дерновых муравьев, сочетающие налаженные взаимодействия между насекомыми, незаурядные "технические" способности, настойчивость в достижении цели позволяют сделать в отношении умственных способностей этого вида самые смелые предположения.

Саша без устали щелкает фотоаппаратом, нещадно расходуя пленку. Наконец, утомленные постоянными подъемами и спусками, а также обилием впечатлений, решаем передохнуть на вершине одного из барханов.

Но безмятежного отдыха не получилось. Мы не успели даже присесть, как подверглись внезапной атаке какого-то странного крылатого темно-бурого с пестринами создания размером с курицу, которое бросалось на нас с угрожающим шипением и, раскрывая огромный рот, словно собираясь в раз проглотить непрошенных пришельцев. В первый момент создалось впечатление, что сам дух барханов требует, чтобы мы немедленно удалились из его владений.

Слегка ошарашенные такой встречей, тем не менее узнаем в негостеприимном хозяине самку козодоя. Становится ясна нам и причина столь бурной реакции на наше появление. Метрах в двух от того места, которое мы выбрали для отдыха, прямо на песке копошился пуховый птенец.

Если встретить козодоя днем, то его можно и не отличить от коряги или сучка на дереве. При этом птица подпускает к себе так близко, что можно различить биение её пульса. Козодой преображается ночью.

В это время глаза птицы сверкают красным огнем, словно рубины, раздается громкое хлопанье крыльев и рокочущие трели. Особенно часто такие картины можно наблюдать в июне.

Из других особенностей козодоя следует отметить его способность смотреть назад, не поворачивая головы, а лишь приподнимая её, чтобы не мешала спина. Своим огромным устрашающим ртом козодой на лету ловит мелких насекомых, заглатывая их целыми массами на лету.

Козодой гнездится в лесах, степях, полупустынях и пустынях. В лесной зоне на козодоя благоприятно действует создание лесных вырубок и прокладка просек. А вот интенсивного посещения леса грибниками и ягодниками козодой не любит. Поэтому он редок в пригородных лесах. Отлет козодоя происходит в конце августа - начале сентября. В это время их можно встретить отдыхающих днем даже в городских парках и, казалось бы, совсем не смущающимися обилием посетителей.

Сделав несколько снимков, решаем не беспокоить гнездо и перемещаемся на другое место. Однако беспокойная мамаша преследует нас метров двести, после чего разом как-то прекратив злобно шипеть и опустив перья (при этом птица как будто уменьшилась в размерах раза в два), возвращается к оставленному гнезду.

За следующим барханом нас ожидает новая неожиданность. В небольшом понижении мы обнаруживаем водоем, площадью чуть больше большой ванны. И, тем не менее, это самое настоящее озеро с открытой водой, прибрежными зарослями тростника, ряской, лягушками. А кругом пески, пески, пески... Снова "экологический сюрреализм"!

Немного передохнув, решаем двигаться вдоль русла Матюшины в сторону хутора Рубеж в расчете на обнаружение других участков подвижных песков и песчаных степей. Но сначала нужно освежиться и пополнить запасы воды. Пройдя километра два, уже начинаем жалеть, что не сделали этого возле "пустынного (как мы его окрестили) озера".

Возле поворота внезапно (мы уже заметили, что в этих краях разные природные явления случаются весьма неожиданно) натыкаемся на вполне приличный пруд с прозрачной водой и песчаными берегами. При подходе к воде спугиваем летный выводок крякв. Мы даже решили искупаться. Глубина пруда, правда, всего по колено, но вода прохладная и весьма приятно освежающая.

Наш дальнейший путь проходит вдоль опушки соснового леса и разнотравного луга, на котором периодически попадаются островки леса. Приглядевшись внимательнее, отмечаем удивительное разнообразие встречаемых древесных пород. Тут и яблоня, и груша, и ивы, и акации, и тополя, и ясень. Встречаются кусты терна, боярышника, шиповника.

По сравнению с предыдущими участками пути здесь довольно оживленно. Вдоль дороги летают мелкие яркие бабочки: голубянки, желтушки, сатиры. Одна из бабочек привлекает наше внимание своими размерами и легкими изящными движениями. Это подалирий, названный так в честь сына древнегреческого бога врачевания Эскулапа, военного врача в период Троянской войны и богини Эпионы.

Подалирий распространен в Средней и Южной Европе, Северной Африке, Малой и Средней Азии, на Южном Алтае, в Китае. Его можно встретить на сельских улицах, в садах, опушках лиственных лесов, лесах с дикой яблоней. поросших терновником балках. Его толстая зеленая грушевидная гусеница питается листьями плодовых деревьев: яблони, груши, сливы, вишни, черешни, абрикоса, персика, алычи и терна.

Численность подалирия во второй половине  XX века заметно снизилась, и вид попал на страницы Красной книги по II категории (сокращающийся в численности вид). За этот период эта замечательная бабочка исчезла из ряда районов центра России - Московской, Смоленской, Рязанской, Ярославской областей. Основными причинами тому были опрыскивание садов ядохимикатами и отлов бабочек коллекционерами. Немалую роль также сыграло "окультуривание" диких кустарников шиповника и терна, их омоложение, обрезка, прореживание.

В настоящее время численность этих замечательных бабочек восстанавливается, чему в немалой степени способствует опустение "неперспективных" южных деревень, в заброшенных садах которых подалирий получает обильный корм и подходящие условия обитания. Так что есть надежда, что наши потомки ещё смогут любоваться этой прекрасной бабочкой, порхающей над садами.

Вскоре нам попался ещё один "краснокнижник" - не уступающий по красоте подалирию аполлон. Гусеница махаона зеленая и толстая, как и у подалирия, но в отличие от последней питается на растениях семейства зонтичных. Стоит её потревожить, как она вбирает голову, выставляет ярко-оранжевую "вилку" и при этом издает весьма приятный запах.

Махаона постигла та же судьба, что и подалирия. Снижение численности этой прекрасной бабочки было обусловлено применением ядохимкатов и отловом коллекционерами. Сейчас ядохимикаты не применяют, а коллекционерские страсти малость поутихли. Махаона снова можно встретить даже в пригородных лесах Воронежа.

Далее вдоль дороги встречаем кулика черныша. Эта птица размером чуть побольше скворца с контрастной черно-белой окраской, характерным криком "твит-вит-вит" и стремительным извилистым полетом. Обычные её места гнездования: небольшие заводи лесных речек и ручьев, озера на моховых болотах, старицы у границ леса. А тут пересохшее русло реки, да молодой сосновый лес, деревья которого для устройства гнезд мало пригодны. Вот и ещё один парадокс!

Долина Матюшины постепенно расширяется. Дорога идет под уклон. Уже видны меловые склоны правого берега Дона, а слева замаячили постройки хутора с символическим названием Рубеж. По дороге встречаем ферму, а при ней большое коровье стадо. Строения фермы добротные, а коровы упитанные и чистые. Крайняя редкость по нынешним временам! С другой стороны долины видны поля подсолнечника и кукурузы.

На дороге замечаем какое-то движение. Подойдя, не верим своим глазам. По краю дороги невозмутимо катит свой шар самый настоящий священный скарабей, чье поведение с такими захватывающими подробностями описано гениальным Ж. Фабром. Мы, конечно, читали о встречах наших предшественников в этих краях с этим овеянным легендами жуком, но считали, что в связи с облесением песков этот пустынный вид, скорей всего, исчез из пределов нашей области. Увидеть его мы даже не мечтали. И тут такая удача!

Не стану пересказывать всё написанное  об этом жуке. Скажу лишь, что жуков было не один, а два. Второй, полностью в соответствии с рассказами Ж. Фабра, являлся явным нахлебником, рассчитывающим поживиться чужим добром. Подумав, мы решили оставить обоих жуков в покое (позднее знакомые энтомологи нас шумно в этом упрекали). Кто знает, вдруг эти жуки - единственные на всю область?

Возле хутора Рубеж нас ждала встреча с ещё одним "краснокнижным" видом - сколией степной. Это напоминающее большую осу черное мохнатое насекомое с яркими желтыми полосами на брюшке производит довольно устрашающее впечатление. Однако её укусы для человека практически безболезненны. Дело в том, что яд сколии предназначен для того, чтобы обездвиживать добычу - живущих в почве личинок жуков, например, бронзовок, оленок и др. Известны случаи, когда сколий специально завозили в новые для них страны для борьбы с местными видами жуков-носорогов - вредителей сахарного тростника и кокосовых орехов.

Пополнив в поселке запасы питьевой воды, круто меняем курс на северо-запад, т.е. возвращаясь в Глубокое. Почти сразу за околицей нам попадается довольно большой (около двухсот гектар) участок песчаной степи. Растительность представлена чабрецом и овсяницей. Кое-где виднеются куртины ковыля.

Под ногами снова замелькали многочисленные муравьи. Тут и прыткие степные, и изящные муравьи-бегунки, и большеголовые неторопливые муравьи-жнецы, и трудолюбивые дерновые муравьи.

Одно из гнезд дерновых муравьев привлекло моё внимание. В нем, помимо обычных хозяев, ползали ещё более мелкие муравьи, рядом с которыми дерновые кажутся гигантами. Скрепя сердце, беру в пробирку несколько штук на определение.

Уже в городе удалось выяснить, что моими новыми знакомцами стали муравьи с трудноудобоваримым для русского слуха названием - стронгилогнатус Христофа. Эти муравьи ведут социально-паразитический образ жизни, периодически захватывая куколки дерновых муравьев. В отличие от других видов-рабовладельцев (например, красочно описанных в научно-популярной литературе амазонок) стронгилогнатус живет со своими жертвами в одном гнезде. При этом нередко и охотится вместе с ними на одной территории. Почему же хозяева его не трогают? Может быть, занятые своими делами, не знают, что этот "малыш" втихаря причиняет им существенный вред? Полна природа загадок!

Здесь же встречаем ещё один мелкий вид муравьем с не менее трудным названием - кардиокондила элегантная. Про этот вид мне удалось узнать лишь, что он является типичным видом пустыни Кызыл-Кум и казахстанских пустынь. Питается, судя по виду, ещё более мелкими, чем он сам, насекомыми. Вероятно, не брезгует и падалью.

В песчаной степи нам посчастливилось встретить самого интересного представителя фауны донских песков - разноцветную ящурку. Это довольно неуклюжее создание с коренастым туловищем, коротким хвостом и короткими лапками. Размер ящурки колеблется от 12 до 20 см. Цвет серый с оливково-бурым оттенком. Передвигается по пескам это создание весьма стремительно и при этом высоко подняв хвост. На протяжении примерно двухсот метров мы насчитали пять экземпляров этого вида.

Во время охоты ящурка передвигается зигзагами, закручивая кончик хвоста, как это делают среднеазиатские круглоголовки. Основу питания составляют различные насекомые и пауки. Отмечены случаи поедания растений. Встречается она в разных районах нашей области, но обязательным условием является наличие необлесенных песков. Невольно задумаешься, хорошо ли сделал человек, начав массово закреплять свободные пески лесами?

Оставшаяся часть пути до Глубокого проходила через тот же сосновый лес. Нам больше не встретилось ничего интересного, если не считать пары дроздов деряб. Встреча этого северного таежного вида в степной полосе также дело довольно необычное.

Деряба является, пожалуй, самым таинственным видом дроздов нашей области. Его таинственность объясняется прежде всего редкостью этого вида. В отличие от своих собратьев - рябинника, белобровика, черного и певчего дроздов, в последнее время явно старающимися селиться поближе к человеку - деряба гордо избегает близкого соседства с нами. В районе Белой горы, в непосредственной близости от города, автору лишь раз удалось наблюдать выводок этих птиц. Значительно чаще дерябы встречаются в лесах в районе с. Старо-Животинное под Рамонью. А в глухих лесах на границе Воронежской и Липецкой областей дерябы являются самым многочисленным видом дроздов.

Интересно, что даже в период расцвета культуры клеточного содержания певчих птиц дерябу держали лишь отдельные любители-энтузиасты. Большинство знатоков птиц отдавали предпочтение певчему и черному дроздам. У охотников деряба (под названием "серый дрозд") считался прекрасной осенней добычей. Вот что пишет по этому поводу С.Т. Аксаков: "Жирный серый дрозд считается лакомым куском. Он славился своим изящным вкусом ещё в древнем Риме, на пирах Лукулла, который плачивал баснословную цену за серых дроздов. Дрозд один из всей дичи пользуется знаменитою привилегию бекасов, то есть его жарят в кастрюле непотрошенным". В Европе охота на осенних дроздов была традиционной (в Италии оставалась таковой до недавнего времени), в домах аристократов эту дичь обычно подавали к праздничному столу.

В лесничество мы пришли около восьми вечера. Нас уже ждали. Похоже, местные стражи леса были обрадованы тем, что в пожароопасный период, благодаря нам, никому не придется дежурить ночью. Предоставив в наше распоряжение электрический чайник, электроплитку и угостив медом, они пожелали спокойной ночи и удалились.

Мы уже поужинали, я вышел покурить на двор, а Саша с наслаждением уткнулся в телевизор, жадно слушая вечерний выпуск новостей (уже успел соскучиться за три дня), как зазвонил телефон. Саша взял трубку.

Звонил дежурный по лесхозу. Нервно спрашивал, был ли у нас дождь. Саша обстоятельно доложил обстановку, после чего дежурный вздохнул, пожелал нам приятного дежурства и повесил трубку.

Мы развалились на кроватях (а ведь приятно, черт побери, после пенок и надувных матрасов!) и быстро заснули.

День четвертый

Проснулись мы как всегда рано, умылись у колодца (восхитительная вода, которая бывает только в песчаных источниках!), позавтракали и стали ждать наших хозяев, чтобы передать им свой "пост по охране лесов от пожара". Те явно не спешили. Первые сотрудники лесничества появились только в начале девятого. Мы поблагодарили их за гостеприимство, быстро попрощались и двинулись дальше.

Наш путь теперь пролегал по более населенным местам. От Глубокого до села Новый Лиман нам предстояло идти по асфальтовой дороге, затем свернуть на село Прогорелое, а оттуда по пойме Дона выйти к устью реки Толучеевка.

Ландшафт кругом уже сильно отличался от того, что мы наблюдали раньше. Слева простирались бескрайние пойменные луга с ольховыми и дубовыми колками, справа тянулся сосновый лес, чередуемый с открытыми полянами, на которых ранее были колхозные поля, а теперь поросшие разнотравьем пустоши.

В самом Глубоком мы впервые за три дня встретили таких обычных в других местах птиц, как домовые воробьи, скворцы, садовую горихвостку и горихвостку-чернушку, сороки. У выхода из села нам попалась стая зябликов. В самом селе мы в первый (и, как выяснилось, в последний) раз за всё путешествие встретили ужа. Похоже, этот вид редок в тех краях.

В магазин в Глубоком решили не заходить. Имеющийся опыт подсказывал нам, что чем меньше село, тем меньше выбор товаров в магазине и тем выше цены. Какие-то парни, сидевшие на крыльце магазина, проводили нас подозрительными взглядами, после чего стали о чем-то перешептываться. Потом уже на выходе из села они обогнали нас на мотоцикле, проехали за поворот, там развернулись, после чего снова проехали мимо нас. Ни о чем-то спрашивать нас, ни задерживаться они больше не стали. Вероятно, нас поначалу приняли за наркоманов, частенько посещающие южные районы области в поисках опийного мака. Однако в дальнейшем подозрения местных бдительных граждан, похоже, не подтвердились.

Дорога от Глубокого до Нового Лимана не заслуживает сколько-нибудь подробного описания. Вокруг дороги растет всё тот же сосновый лес. Правда он как минимум 40 - 60-летнего возраста. Похоже, на этих участках лесокультурные работы начались раньше, чем там, где мы были вчера. Запомнилась одна нестыковка. Мы прошли Глубокое и должны были, если верить карте, подойти к селу Дедовка. Но мы прошли уже просчитанные по карте отделявшие нас два километра, но вокруг дороги возвышался лишь один сосновый лес.

Наконец, с левой стороны от дороги показалось какое-то селение. При ближайшем рассмотрении оказалось, что селение состоит всего из пяти домов. Это явно не похоже на Дедовку. в которой, если верить той же карте, должно быть не менее сотни дворов.

В стороне мы обнаружили указатель. Подойдя поближе, обнаруживаем большую надпись на синем фоне "Дедовка". В некоторой растерянности решаем обратиться к двум пожилым колхозникам, разгружающим машину с сеном. Надо же в конце концов определиться, где мы находимся!

Колхозники, обрадовавшись неожиданному поводу для перекура, принялись пространно объяснять, что Дедовка находится "там" (они показали в сторону Глубокого), а здесь - хутор Дедовочка (такой действительно был на карте). Но куда же исчезла таинственная Дедовка? Ответ на этот вопрос удалось найти уже в Воронеже. Дело в том, что села Глубокое и Дедовка фактически слились в одно село. Граница между ними проходила как возле виденного нами сельмага, откуда за нами следили бдительные дедовцы - глубоковцы.

На окраине села Новый Лиман встречаем необыкновенно красивое здание с башнями и арками. Первой нашей мыслью было, что здесь обосновался какой-нибудь местный олигарх или наркобарон. Однако оказалось, что перед нами ... колхозный гараж. На фронтоне здания были выбиты серп и молот и цифры "1991". Возле дома стояли несколько грузовых машин, трактора с сенокопнителями и даже один комбайн (явно импортный). Судя по этой картине, местный колхоз явно не бедствовал, как многие другие.

В Новом Лимане решаем пополнить свои припасы. Однако прежде наше внимание привлек странный обелиск, расположенный рядом с автобусной остановкой. Этот сложенный из гранита явно новый обелиск по форме был похож на те, что ставят в честь каких-либо памятных событий или замечательных людей. К передней части памятника был пристроен наклонный постамент размером с письменный стол, к которому была привинчена бронзовая доска, гласящая: "В память жертвы политических репрессий святому Тихону Лиманскому". Далее следовало подробное описание "жития" вышеуказанного святого, из коего следовало, что Тихон Лиманский собрал секту "божьих людей", дабы указать им "прямой путь к Богу", за что был расстрелян чекистами в 1926 году.

Саша, как знаток краеведения, поведал мне, что Тихон Лиманский принадлежал к т.н. "хлыстам", не признающим священников, церковных книг и храмов. Свои собрания они устраивали в виде "радений", т.е. молитв, сопровождаемых плясками, участники которых доходили до религиозного экстаза. Последователи святого Тихона имеются в Новом Лимане и сейчас. Вероятно, эта секта в свое время немало попортила крови и местным православным батюшкам, и сменивших их политкомиссарам. Правда, последние в борьбе с сектантами действовали куба более решительно и эффективно.

Всё это Саша рассказывал мне, пока мы в порядке привала сидели на уже упомянутой автобусной остановке. Пол под навесом был буквально по колено завален пластиковыми бутылками из-под пива и банановой кожурой. Очевидно, здесь было любимое место местной "золотой молодежи", которую соседство с памятником ничуть ни смущало.

Зайдя в местный магазин (довольно приличный выбор и цены приемлемые) и пополнив свои припасы, продолжаем свой путь вдоль уже изрядно надоевшего асфальта. Нам уже не терпелось почувствовать под ногами рыхлый песок, мягкую почву или пружинистую траву. Поэтому с нескрываемым облегчением встречаем на дороге указатель "Прогорелое, 2 км".

Село Прогорелое вопреки названию произвело на нас впечатление села благополучного и даже зажиточного. Добротные дома, газ... Но особое впечатление на Сашу произвел сельский храм. По своим размерам он почти не уступал кафедральному собору в Воронеже, а его изящные и вместе с тем величественные (несмотря на заброшенный вид) формы наводили на мысль о работе талантливого архитектора. Мой спутник не успокоился, пока не сфотографировал храм со всех сторон. По его словам, нигде в селах нашей области ничего подобного не встречается.

В Прогорелом мы с радостью встретили старых городских знакомых - сизых голубей. Забегая вперед, можно сказать, что потом мы их не видели до самого Богучара.

После Прогорелого выходим на берег озера Кривого (если верить карте). За озером тянутся обширные луга, перемежающиеся лесопосадками. Над лугами парят болотные луни, коршуны и канюки. Здесь же мы встретили ещё одного орлана-белохвоста. С лугом доносится крик коростеля. Из прибрежных зарослей тростника ему отвечает малая выпь, или волчок. На открытой воде плавает уже оперившийся выводок лысух. Эти самые многочисленные птицы Воронежского водохранилища здесь воспринимаются как нечто необычное, почти нереальное. Или просто мы отвыкли?

Над озером летают легкокрылые черные крачки, а у самой кромки воды суетятся желтые и желтоголовые трясогузки. Последний вид ещё лет двадцать назад был у нас большой редкостью, но сейчас встречается почти во всех подходящих местах. В целом птичье население пойменных озер в этом районе значительно беднее, чем в аналогичных местообитаниях других частей области.

Около двух часов шагаем под палящим солнцем по пойменному лугу, постоянно останавливаясь, дабы сориентироваться среди многочисленных троп и тропинок, пересекающих пойму во всех направлениях. Наконец, определив правильное направление, выходим на берег Дона. Однако место здесь для купания явно неподходящее, поэтому решаем двигаться дальше. Нам уже частенько встречаются машины, набитые отдыхающими (как местными и приезжими), которые, проезжая мимо, оставляют долго витающий в воздухе запах гари и звенящие в ушах звуки тяжелого рока.

Наконец, доходим до места, намеченного нами для ночлега. Здесь стоит не менее полутора десятков машин, оглашающих воздух ревов поп-музыки. Такое впечатление, что хозяева их стараются переорать друг друга. Нам, привыкшим за три дня к тишине, кажется, что попали на светопреставление.

У самого устья Толучеевки среди группы прибрежных ив решаем остановиться на ночлег. Судя по следам, любители палаточного отдыха здесь останавливаются регулярно. Да и машин здесь стоит всего две (и обе без музыки, что даже странно), и их хозяева задерживаться на ночлег явно не собираются.

Освежившись сразу в водах двух рек (а ведь не часто в жизни такое бывает), начинаем разводить костер на месте старого кострища. Обжитость данного места имеет и положительную сторону: кострище оборудовано кирпичами, да и за дровами далеко ходить не надо.

Похоже, что к приезжим здесь привыкли. Аборигены не обращают на нас никакого внимания. Мы спокойно заканчиваем трапезу и, малость освоившись, заводив разговор с нашими соседями - двумя мужчинами примерно шестидесяти пяти летнего возраста.

Аборигены предварительно выкушали пол-литровочку "Бутурлиновской" и "пополировались" "полторашкой" "Жигулевского". Подкрепив таким образом силы, старожилы полезли в воду проверять поставленную сутки назад сеточку. Осмотр был удовлетворителен. В вентере было примерно полтора десятка плотвичек и несколько густерок. На радостях "дедки" (как мы их окрестили) хотели весь улов подарить нам, и нам стоило немалых дипломатических способностей, что вежливо отказаться от подарка.

Впрочем, разговор получился довольно сумбурный. Каких-либо интересных сведений о местной фауне получить не удалось. Зато пришлось выслушать длительный эпос о сплаве не плотах, осуществленный нашими собеседниками в молодости, который длился "аж три дня". Закончив рассказ о своих подвигах, "дедки" отошли к своей машине, где, потягивая пиво, сетовали на неурядицы современной жизни. И, дескать, "берег зарос", и "лодок не осталось", и "молодежи совсем нет".

- Да, уж - тихо заметил Саша и, копируя "дедков", произнес, - лет тридцать назад эти экологи отсюда бы живыми не ушли, а сейчас им и морду набить некому.

Закончив изливать душу, старожилы загрузились в машину и уехали. Вторая компания задержалась чуть дольше. Это была семья, приехавшая, что отметить, как следовало с их слов, "первое качание меда в этом году". Они собрались уезжать ещё раньше "дедков", но задержались из-за подвыпившего главы семейства, который никак не хотел расстаться со спиннингом, стоя на берегу реку, несмотря на очевидную бесперспективность этого занятия. Наконец уехали и они.

Мы вздохнули с облегчением и быстро развернули палатку, готовясь к отдыху. Но расслабились мы преждевременно. Не прошло и десяти минут, как к пляжу подъехала красная "восьмерка", из раскрытых окон которой наружу вырывались звуки блатной песни. Из машины вышли две молодые семьи с детьми и, по виду, уже изрядно "разогретые".

Первое время новые посетители не обращали на нас никакого внимания. Они с шумом и плеском резвились в воде. Затем ситуация несколько изменилась. Женщины с детьми продолжали купаться, а мужчины вернулись к машине. На капоте появилась чакушка и солидный шмат сала домашнего копчения. После двух рюмок настроение аборигенов стало меняться. Они о чем-то тихо переговаривались, с беспокойством поглядывая на нас. Наконец один из них с решительным видом подошел к нашему костру.

- Сержант Сонин, уголовный розыск - представился местный Шерлок Холмс, показывая удостоверение - Ваши документы.

Спорить мы не стали и молча протянули свои паспорта и командировочные удостоверения. Доблестный сержант, похоже, не ожидал такой покладистости с нашей стороны и даже несколько оторопел. Однако быстро взял себя в руки и, мельком взглянув на документы, продолжил:

- Отдыхать приехали?

- Нет, в командировке - не счел нужным скрываться я, после чего насколько мог коротко объяснил цель нашего пребывания здесь. Разговор перешел на местную фауну, но, увы, как и предыдущие разы, толковой информации получить нам не удалось. Сержант что-то неопределенно рассказал об "огромной птице" (тут он неопределенно развел руки, демонстрируя, должно быть, размах крыльев этой птицы), которую его дед видел аккурат лет тридцать назад. Точное место встречи сержант указать не смог. Выпитая им (вероятно для храбрости) водка начала оказывать свое замедленное действие.

Товарищ доблестного сержанта, наблюдавший за происходящим со стороны, видя, что разговор принял весьма сумбурный характер, попытался оттащить своего не в меру проявляющего служебное рвение товарища. Но тот заупрямился. Личности приезжих незнакомцев его, похоже, заинтересовали. На помощь пришла жена нашего сыщика. Отвесив своему благоверному пару увесистых затрещин со словами "Опять нажрался, ..... !", женщина отволокла его к машине. Тот пытался оправдаться, ссылаясь почему-то на "этих интересных людей". В спор включилась жена товарища нашего сержанта. Дети уже во всю ревели, визжали и просились домой.

Наконец, ситуацию разрешил товарищ нашего сержанта (он был старше его по возрасту и, вероятно, по званию). Решительно затолкав в машину обе конфликтующие стороны, он запустил двигатель (при этом звуки блатной песни вновь огласили до этого дремавшие в тишине донские берега), дал газ, круто развернулся и исчез в направлении ближайшего села.

Мы остались на берегу одни, но ещё долго не могли прийти в себя. Наши мозги, за три дня успев привыкнуть к благостной тишине природы, картины сумбурной человеческой жизни воспринимали с известным трудом. К тому же мы чувствовали себя в немалой степени виноватыми, став (пусть и невольной) причиной семейной ссоры.

Чтобы заснуть пришлось принять по изрядной дозе водки. Только после этого мы забрались в палатку и вскоре заснули.

День пятый

Выпитое накануне не прошло даром. Утром встали и собирались с известным трудом. Чтобы освежиться, я полез искупаться. Позавтракав, уточнили по карте маршрут. Вчерашние путаные объяснения аборигенов ясности на этот счет не внесли. Если двигаться по прямой, то нам бы предстояло идти через пойменный лес с его неизменными болотами, валежником да к тому же прорезанный вытянутыми пойменными озерами. Поэтому решаем двигаться в обход через село Замостье.

Мы не прошли и ста шагов вдоль Толучеевки, как шагах в тридцати от нас из прибрежного ивняка вышел небольшой волк. Едва смерив нас взглядом, зверь неторопливой походкой пересек луг, направляясь к ольшаннику, растущим метрах в ста от тропы.

Километра через три достигаем соснового леса. Перед нами уже не сорокалетний жердняк, а вполне сформировавшийся семидесятилетний сосновый бор. Решаем здесь задержаться и провести учет муравьиный гнезд. На это уходит около часа.

Орнитофауна здешнего леса особого впечатления на нас не производит. Всё те же синицы, пухляки, большие пестрые дятлы, сойки, дубоносы. Правда, на опушке встретили серую славку, ранее нами в этих краях не отмечавшуюся.

Войдя в село, как старой знакомой радуемся пролетевшей с карканьем у нас над головами серой вороне. Под Воронежем эта многочисленная, непоседливая и иногда даже раздражающая птица в этих краях она встречена нами первый раз. В дальнейшем мы не видели ворон до самого Богучара.

В Замостье (наши вчерашние собеседники жили здесь) покупаем две банки сайры. Купили больше из любопытства, так как до сих в качестве сухого пайка использовали шпроты в масле или томатном соусе. Когда мы эту сайру попробовали, то потом пожалели о том, что пренебрегли шпротами, но не выкидывать же, "коль уплочено".

В Замостье нас пару раз обогнала какая-то видавшие виды иномарка. Её хозяином (как доверительно сообщила повстречавшаяся нам миловидная старушка) был некий Витя - местный олигарх, владелец недавно открытого магазина. Витя, проезжая мимо нас, каждый раз окидывал подозрительным взглядом двух субъектов в одежде защитного цвета и с большими рюкзаками. Очевидно, прикидывал, стоит ли ему звонить местным чекистам и какую награду за оперативную информацию можно затребовать. Уже покидая село и оглядываясь через плечо, мы увидели, как местный "Абрамович" о чем-то говорит со старушками и продавцом магазина. Полученные сведения его, очевидно, разочаровали, так как в конце разговора, Витя сел в машину и, дав резкий газ, умчался в противоположном направлении.

Когда солнце стало заметно припекать, решаем искупаться. Толучеевка оказалась мирной, но глубокой речкой (ныряя на её середине, я до дна достать так и не сумел) с довольно чистой водой, но сильно захламленной топляком и с заросшими крапивой и чередой берегами. По наличию погрызов определяем наличие бобров, следствием деятельности которых и стало такое обилие затопленных и полузатопленных деревьев.

Освежившись, переходим мост, по которому проходит асфальтированная трасса, связывающая два райцентра - Богучар и Петропавловку. После пребывания несколько дней на природе довольно болезненно реагируем на рев и гарь, несущуюся вслед проезжающим автомобилям.

Без всякого сожаления сворачиваем на грунтовую дорогу и выходим к истоку реки Гнилой. Исток представляет собой довольно уютное озерцо почти круглой формы диаметром около тридцати метров с заросшими тростником и рогозом берегами и открытым блюдцем воды посередине.

По песчаной тропе проходим мимо околицы села Бычок и на водонапорной башне замечаем гнездо аиста. В бинокль различаем четырех крупных уже почти полностью оперившихся птенцов.

Если верить нашим предшественникам, в окрестностях села Бычок долго сохранялись в течение XX века участки свободных песков. Похоже, так оно и было, так как наш дальнейший путь лежит вдоль совсем молодых сосновых культур возрастом не старше пятнадцати лет. Тем не менее надлежит осмотреть и этот лес.

Нашим самым первым впечатлением стал тот факт, что поверхность земли (или, если сказать точнее, песка) в этом лесу буквально вымощена многотысячными ордами песчаных муравьев.

Свое название этот муравей полностью оправдывает, так как главным условием для его поселения является наличие песка. Селится он исключительно в сухих борах, на полянах, опушках и даже на дюнах (конечно же, на облесенных).

Песчаный муравей похож на рыжего лесного муравья, но меньше размером, не такой яркой окраски и весь покрыт короткими густыми волосками, что придает его окраске серебристый оттенок.

В подходящих местообитаниях песчаный муравей образует огромные колонии, занимающие площадь в несколько гектаров. В таких местах не успеешь сделать несколько шагов, как немедленно подвергаешься нападению этих кусачих созданий, мгновенно проникающих под одежду и добирающихся до подмышек.

Интересно, что охотиться песчаный муравей предпочитает в густых насаждениях, посещая все деревья, растущие на прилегающей территории. Для этого муравьи уходят от гнезда на сто и более метров. Песчаный муравей является активным истребителем сосновой пяденицы, опаснейшего вредителя сосновых насаждений. При этом отмечена одна особенность. Если другие виды муравьев охотятся на деревьях только тогда, когда численность их высока, в других случаях ограничиваясь собиранием гусениц с поверхности почвы, то песчаные муравьи, даже обитающие в небольших гнездах, активно обследуют растущие рядом деревья.

Автору этих строк удалось наблюдать нападение песчаных муравьев на синего соснового рогохвоста - насекомое, достигающее трех сантиметров в длину и являющееся самым опасным стволовым вредителем ослабленных сосновых насаждений. Огромное насекомое было буквально облеплено муравьями с ног до головы, но тем не менее сумело взлететь с земли, пролететь несколько метров и сесть на ствол растущей рядом сосны. Однако этот маневр не спас вредителя. Муравьи не оставили преследования и добили чудовище уже на дереве, после чего с триумфов доставили трофей в гнездо. Такой настойчивостью не обладают даже рыжие лесные муравьи - признанные охотники за насекомыми.

В самой гуще соснового леса, где стволы стоят настолько близко друг другу, что, кажется, здесь и муравьям трудно развернуться, вдруг натыкаемся на гнездо пахучих муравьев-древоточцев. Передвижение колонны этих муравьев издает едва уловимый шорох, да и во всех их движениях отмечается некая степенность и неторопливость, не имеющая ничего общего с суетливыми движениями их собратьев. Они принадлежат к роду лязиус и является родственником всем хорошо знакомого черного садового муравья - постоянного обитателя парков, садов, огородов, дворов и даже городских улиц. Но в отличие от него, фулигинозусы побольше размером, черны, как смоль, ярко-блестящие.

Приставку "пахучий" этот муравей получил за то, что при тревоге выделяет едва уловимый запах гвоздик. Гнезда свои фулигинозусы устраивают только в комлях живых деревьев. Нам ни разу не попадалось их гнездо, устроенное в мертвой древесине.

Пахучий муравей-древоточец - единственный представитель рода лязиус, имеющий постоянные дороги и строго охраняемую территорию. В этом плане он сходен с рыжими лесными муравьями. Кстати, там, где гнезда этих видов расположены поблизости, не редки "пограничные конфликты", приводящие к гибели десятков муравьев обоих видов.

Встреча с пахучими муравьями-древоточцами здесь тем более неожиданна, что во всех монографиях отмечается их явная приуроченность к широколиственным лесам. Их гнезда не являются редкостью даже в городских садах и парках (мы находили этих муравьев даже в центре города - на бульварах и в скверах), не говоря уже о дубравах, но встретить его в молодом сосновом лесу было для нас очень большой неожиданностью (если не сказать более). Ещё один экологический сюрреализм, на которые так щедра местная природа!

Нам стоило немало времени найти в этом лесу место относительно свободное от муравьев. Здесь мы обнаружили, что наши запасы воды нуждаются в срочном пополнении. Что-то подсказывало нам, что родник (или какой-либо иной источник воды) должен находиться где-то впереди, если двигаться вдоль русла Гнилой. Нам уже неоднократно попадались навстречу люди (в основном женщины) с бидонами, кастрюльками, котелками и иной посудой. Один раз протарахтел мотоцикл с прицепом, наполненным жестяными флягами, обычно используемыми для перевозки молока.

Выйдя из леса на всё тот же луг, решаем провести разведку. Саша вызвался проверить правильность нашего пути. Отойдя шагов на тридцать, он остановился и замахал рукой, делая мне знаки подойти. Когда я подошел, то увидел, что мой друг явно чем-то возбужден.

- Смотри - Саша указал куда-то под ивовый куст - На первый взгляд - типичное дерьмо - объяснения его были несколько путанны - но если посмотреть внимательно...

Под ивовым кустом располагался довольно невзрачный сруб, из которого вода вытекала под сильным напором. Я заглянул в сруб. Песчаное дно было совсем рядом. Откуда сбоку из-под сруба вода вырывалась словно под воздействием мощного насоса.

- Я бы не удивился - продолжал Саша - если бы сие чудо увидел где-нибудь на мелах. Там всегда есть карст. Но здесь в пойме!? Откуда?

Для непосвященных замечу, что мелами мы называем меловые обнажения, встречающиеся по берегам рек. Кое-где эти обнажения весьма впечатляющи и даже являются местами туристического паломничества. Таковы Донское Белогорье и музей-заповедник "Дивногорье".

Карстом называются явления, возникающие в растворимых водой горными породами, а также процесс их образования. К карстовым породам относятся мел, гипс, каменная соль. Там, где эти породы находятся на поверхности или близко от неё возникают воронки, ванны, котловины, естественные колодцы и шахты, слепые долины и балки, периодически наполняемые или постоянно заполненные водой. Последние называют карстовыми озерами. Нередко в толще пород образуются полости, которые заполняются водой, со временем прорывающейся наружу. Так образуются карстовые родники.

Специфика ситуации заключалась в том, что в окрестностях мы не обнаружили ни мела, ни карста. Так что происхождение данного родника осталось для нас загадкой. Нам ничего не оставалось, как напиться, заполнить свои фляги и посчитать расход воды. Он оказался равен примерно трем литрам в секунду. Для наших родников это весьма высокий показатель!

Наше дальнейшее движение было прервано трактористом, до той минуты, косившем траву на лугу, а теперь внимательно и настороженно смотревшем нам за спину. Мы оглянулись. Увиденное заставило нас невольно вздрогнуть. Над лесом, чуть левее места нашей последней остановки, поднимался белый столб дыма.

- Никак пожар в лесу! - тракторист захлопнул дверцу, бросил покос и, насколько позволяла скорость его стального коня, помчался в сторону села. Нам больше ничего не оставалось делать как с тревогой наблюдать за происходящим. Такое явление в жаркое лето для наших краев, к сожалению, не редкость. Причиной в девяносто девяти случаев из ста является человек, а точнее - его халатность, разгильдяйство, а порой и откровенное вредительство. Ещё будучи студентом, мне приходилось задерживать тех, кто намеренно (а ведь и такое бывает) поджигал лес. На вопрос о цели этого поджога, эти недоумки лишь пожимали плечами: "Хотелось посмотреть, как гореть будет..." Вот и весь ответ.

Понимая, что ничем помочь все равно не сможем, со вздохом нацепили на плечи рюкзаки и продолжили путь.

Наконец выходим на берег Дона и попадаем на деревенский пляж. Здесь довольно многолюдно, стоит несколько машин. Опасаясь встреч, подобных вчерашней, решаем пройти подальше вдоль берега.

Места здесь явно насиженные. Ступеньки, вырубленные в крутом береге, аккуратно окопанные костры, следы от палаток, закопанный мусор - все говорит, что люди обосновались здесь весьма обстоятельно и приезжают сюда не один год. Даже туалет оборудовали. Встречались нам и следы установленных навесов. Но нигде мы не увидели столь часто встречающихся в лесах около больших сел и городов гор бумаги, тряпок, пластиковых бутылок.

В одном месте (сразу за пляжем) мы столкнулись с одной такой компанией, состоявшей из двух мужчин в возрасте примерно пятидесяти пяти лет, женщины того же возраста и двух пацанов лет двенадцати - четырнадцати.

Наше внимание привлекла их машина. Не являясь знатоками автомобильных марок, мы обратили внимание на странный кузов, напоминающий кузов автомобиля-амфибии и довольно высокую посадку при относительно малом диаметре колес. Возле берега покачивалась надувная лодка с мотором марки "Jamaha" (это определил Саша, будучи знатоком лодочных моторов). Один из мужчин с испитым лицом и окладистой ("шкиперской") бородой развешивал для просушки старые рыбацкие сети.

По соседству с этой кампанией мы и решили остановиться. После неизбежных, уже ставших привычными, хлопот, связанных с разведением костра (благо, дров вокруг было в избытке), приготовлением и потреблением нашей нехитрой трапезы, установкой палатки решаем оглядеться.

На противоположном берегу Дона возвышались крутые поросшие густым лесом склоны знаменитой Рыжкиной балки. Согласно легенде, это место некогда облюбовал атаман Рыжка. Обосновался он здесь довольно прочно, перегородив Дон цепью и взимая дань с проходящих купеческих стругов.

По той же легенде в той балке имеется потайная пещера, в которой атаман хранил свои сокровища. В 1980 году эту пещеру обнаружили воронежские спелеологи, но проникнуть в неё не смогли. Однако уже в наше время пещеру откопали и изучили. По данным современных спелеостологов[1] данная пещера скорее имела культовое назначение, чем служила складом для награбленного. Впрочем, при наших исторических перипетиях одно другому никогда не мешало причем единовременно. Тем более, что по дошедшим до нас сведениям атаман Рыжка был весьма религиозен и часть реквизированного (проще говоря - награбленного) добра передавал Дивногорскому монастырю, очевидно, в расчете на посмертное прощение грехов. Наступившая эпоха царя-преобразователя Петра I положила конец бесчинствам атамана-богомольца.

После ужина решаем немного пройтись (однако не теряя из виду палатки). Наше внимание привлекли доносящиеся с наступлением сумерек с противоположного берега резкие крики. Очевидно, там располагалась крупная колония серых цапель. Над донской гладью проплыла огромная тень орлана-белохвоста. Мы приветствовали его как старого знакомого. В стороне появилось несколько коршунов и канюков, а затем, держа направление строго на север белокрылый силуэт сизой чайки.

Наше внимание привлекла маленькая буроватая лягушка, скромно сидящая возле какого-то пенька. Это была остромордая лягушка, обычная под Воронежем, но впервые встреченная нами в степной части области. Эта лягушка - самая "холодостойкая" и приходит нереститься в водоемы уже в первой половине апреля. В это время самцы остромордой лягушки преображаются, приобретая эффектную ультрамариновую окраску. В отличие от предыдущих видов эти лягушки не квакают, а издают довольно необычные как бы сдавленные звуки "умм, умм, умм".

Вернувшись, мы застали у нашей палатки обоих соседских парней. У обоих вид был одновременно извиняющийся и просительный. Они явно ждали нас, одновременно боязливо поглядывая в сторону, где расположились лагерем их родители. Там шли явные приготовления к ужину. Женщина достала из палатки бутылку молдавского вина "Кодры" и направилась в сторону брезентового навеса, под которым уже был накрыт стол.

- Дяденька, дайте сигаретку - несмело попросил один из юнцов.

Вообще мы оба, как педагоги, являемся противниками курения среди несовершеннолетних, но у парней был такой несчастный вид, что нам ничего не оставалось, как сжалиться. Получив желаемое, парни как-то съежившись, и всё ещё опасливо поглядывая в сторону навеса, направились к себе.

- Не очень то у них веселый вид - высказался Саша. - Судя по их кислым физиономиям, они явно не хотели сюда ехать.

Тем временем заря погасла, и донские комары всё больше давали знать о своем присутствии. Там ничего не оставалось, как забиться в палатку и лечь спать. Приближался последний день нашего путешествия.

День шестой

Сегодня последний день нашего путешествия. Нам предстояло пройти километров двадцать до села Подколодновка, где нас должна была встретить машина. Но впереди нас ждало ещё немало интересного.

Начать с того, что на рассвете мы были разбужены странным громким криком. Этот крик доносился со стороны луга и состоял как бы из двух частей. Сначала следовало резкое "тирр-лит! тирр-лит!", которое сопровождалось громкими трелями, напоминающими трели зеленушки. Саша толкнул меня ногой, хотя я и так уже не спал, весь обратясь в слух.

Крик ещё раз повторился на прежнем месте, а затем стал удаляться в сторону реки Гнилой. Мне показалось, что издававшая его птица (то, что это птица, мы не секунду не сомневались) должна быть размером по меньшей мере с голубя. Наконец, крик замолк вдали, а мы выбрались из палатки, с недоумением глядя друг на друга. Саша торжественно заявил, что ничего подобного ему слышать ранее не приходилось. У меня какие-то смутные воспоминания всё же были, но, хоть убейте, не помню, с чем связанные.

Наспех просмотренный (пока грелся завтрак) определитель ответа на вопрос о таинственном крике не дал. Предположение о том, что автором крика была довольно редкая в наших краях птица авдотка, обитатель песчаных равнин, о встрече с которой мы тайно мечтали, пришлось отмести сразу.

Уже в Воронеже, просматривая определители, свои прежние записи и прослушивая фонотеку голосов птиц, я пришел к выводу, что в этот день на берегу Дону нас разбудил кулик травник - также довольно редкий вид в нашей области, гнездовые колонии которых можно пересчитать по пальцам одной руки. Это небольшой кулик грязно-серой окраски с пестринами и длинными красными ногами.

Мы тихо проскочили мимо соседских палаток и двинулись по уже известному читателю лугу. По дороге нам попалась большая стая овсянок. Хотя на дворе июль, и солнце уже интенсивно припекало, птицы своими стаями уже напоминали о том, что зима не за горами.

Мы пересекли луг и вошли в уже знакомый сосновый лес. Здесь преобладала сосна 40 - 60-летнего возраста. Фауна практически не отличалась от той, что мы наблюдали ранее. Под ногами суетятся всё те же дерновые и прыткие степные муравьи.

Обнаруживаем здесь и гнезда мелких желто-коричневых подкорных муравьев, или лептотораксов. Это мелкие муравьи живут семьями численностью от силы в несколько десятков особей. Распространены они от таежной зоны до зоны северной лесостепи. В студенческие годы мне приходилось часто с ним сталкиваться в елово-пихтарниках под Пермью. Под Воронежем этот вид - редкость. Тем большей неожиданностью было встретиться с ним в степной зоне, да ещё и в двух шагах от подвижных барханов. Снова экологический сюрреализм!

Некоторое время петляем по лесу, пытаясь определить точное направление. Нам нужно идти на запад, но, не найдя подходящей тропы, решаем двигаться в северо-западном направлении. В результате выходим не к Подколодновке, а к селу Бычок.

Здесь нам ничего не остается, как двигаться вдоль асфальтированной трассы. Снующие туда-сюда автомобили вызывают у нас, отвыкших от шума, лишь раздражение. Наконец прямо по курсу появляются дома Подколодновки. Там нас должна ждать машина. Но нам остается пройти ещё несколько километров по трассе и ещё столько же по Подколодновке, которая, если верить карте, довольно сильно вытянуто вдоль дороги.

На входе в село встречаем удивленные взгляды гаишников. Они даже отложили в сторону свою "фару", рассматривая нас, как какое-то заморское чудо. Наконец, какой-то бравый лейтенант воскликнул:

- Издалека идете?

Получив ответ, долго качал головой и с выражением жалости и недоумения долго смотрел нам вслед.

Аналогичная реакция ждала нас и в самом селе. Вид двоих почерневших от пота, увешанных рюкзаками молодых людей, явно совершающих длительный марш, для аборигенов был явно непривычен. Мы уже начали опасаться стать жертвой деревенской подозрительности или, что того хуже, деревенского гостеприимства (или и того, и другого вместе), как из-за поворота вывернула ожидавшая нас машина. Шоферу, очевидно, надоело нас ждать в условленном месте, и он решил поехать нам навстречу. Его появление было весьма своевременным. Мы быстро закинули рюкзаки в машину, автомобиль рванул с места и поехал в Богучар, оставив местным жителям богатый материал для пересудов во время вечерних посиделок.

Некоторые итоги

Итак, что нового нам удалось узнать в результате нашей маленькой экспедиции? Главный вывод состоит в том, что "Донская Сахара" отнюдь не "ушла в прошлое", как пишут некоторые досужие журналисты. Площадь свободных песков составляет не менее двух тысяч гектар.

Отдаленность и малолюдность этого района способствовала сохранению и восстановлению численности некоторых редких видов насекомых и птиц. При этом фактор малолюдности сыграл даже большую роль, чем фактор наличия подходящих местообитаний. Так, красотел пахучий, считающийся дубравным видом, в "Донской Сахаре" встречается в 40-летних сосновых борах. Сохранились здесь и остатки пустынной энтомофауны, представленной чернотелками и скарабеями. В связи с прекращением выпаса (весьма интенсивного в начале XX века) наблюдается восстановление песчаных степей, на которых восстанавливается степная энтомофауна, представленная в основном прямокрылыми и муравьями. Одновременно отмечается активное вторжение лесной (и даже таежной) энтомофауны, активно теснящей энтомофауну степную и пустынную.

Сходная картина наблюдается и для птиц. Интенсивно внедряющаяся лесная орнитофауна практически вытеснила орнитофауну степную и полупустынную. Наличие некоторых редких видов объясняется малолюдностью.

Фауна млекопитающих ещё в большей степени отражает малолюдность здешних мест. Здесь редки виды, обычные вблизи человеческих поселений (еж, мыши, полевки), реже встречается лиса и обычен волк. Малолюдность определила наличие здесь, в казалось бы неподходящих местообитаниях, бобра.

В целом, главную угрозу "Донской Сахаре" представляет постепенное обсаживание её сосной. Впрочем, темпы посадки значительно упали и кое-где сосна не прижилась. В остальном влияние человека здесь минимально.