Царский указ от 1646 года гласил: « От басурманских и татарских без-вестных приходов… построить черту от крымской стороны через Муравскую и Кальмиусскую сакмы, от реки Пселл к реке Дону на 377 верстах, а от реки Воронеж через Ногайские сакмы вверх по реке Воронежу к Козлову и Тамбову, на 205 верстах».

Как уже говорилось выше, первый опыт организации станичной службы на Поле состоялся в 1522 году, когда русские войска во главе с великим князем Василием III совместно с казаками-путивльскими выдвинулись на Муравский шлях. Тогда ру-бежи русской обороны проходили по Оке, но каждый год они смещались на юг и на восток, там строились новые города и крепости.

Одновременно впереди укреплений высылались сторожи. Число сторож и распо-ложение их не было постоянным. Обстановка и опыт подсказывали, где нужно по-ставить новую сторожу, снять прежнюю. К концу XVI века на верхнем Дону распола-галось 18 крупных сторож, самые южные из которых находились на Тихой Сосне и Битюге. Строительство крепостей Усерд, Ольшанск, Острогожск, Коротояк, Костенск, Орлов, Усмань, Белоколодск и пр., сопровождались валами, надолбами, ямами и лесными засеками, полевымибашнями и другими фортификационными сооружениями того времени.

Белгородская оборонительная линия, построенная в 1635-1653 годах, имеет мало аналогов в мировой фортификационной истории. Фактически она начала возводится значительно раньше, ещё при Василии III в 1512 году. И продолжала строиться после 1653 года, дойдя до Сызрани в 1684г Строительство защитных линий продолжалось до присоединения Крыма в 1784 году.

Одним из аналогов черты является Кавказская Линия с её казачьими войсками Ку-банским и Терским. Однако, во всех известных трудах казачьих историков ( Савель-ева, Гордеева, Караулова, Синеокова, Губарева и пр.) о Белгородской черте поч-ти ничего не говорится. Белгородская черта не значится и в московских изданиях «Казачество. Энциклопедия» и «Казачество – щит Отечества».

Столь странное единение «державников и самостийников» можно обьяснить ци-татой из недавно вышедшей книги «Тысячелетняя битва за Царьград», где автор пишет: «Вольные казаки и государство в XVI-XVII вв. в большинстве случаев действовали независимо друг от друга. Причем стратегия Московского го-сударства в борьбе с Крымом сводилась к пассивной обороне (за редкими исключениями), а казаки предпочитали молниеносные войны». А.Б.Широкорад. «1000-тняя битва за Царьград» М. 2005г.)

Следовательно — Белгородская черта это «пассивная оборона ?»…

Казачий пост

Схема укреплений белгородской черты:

Ради объективности следует помнить, что московская дипломатия всё же обеспечи-вала относительную безопасность жителей своих « украин», а вот правительство Польши в 1652 году согласилось предоставить крымскому хану свою «Украину» на 40 дней, в течении которых татары могли безнаказанно грабить, разорять и уводить в рабство русское население. В донесении московского посла, относящемся к этому времени, сообщалось, что малоросы жаловались: « От ляхов и татар пропали, татары их емлят да в Крым водят, а ляхи их секут». По сообщению посла- Михаила Литвина, один меняла-еврей, живший у Перекопа и наблюдавший возвращение орды после набегов с длинными вереницами пленных, с удивлением спрашивал, остались ли люди в тех странах, куда ходили татары…

Оценивая результаты польской политики, немецкий философ Энгельс сказал: « Поляки никогда не совершали в истории ничего иного, кроме храбрых драчливых глупостей. Нельзя указать ни одного момента, когда Польша, даже по сравнению с Россией, играла бы прогрессивную роль или вообще совершила что-либо, имею-щее историческое значение»

Следовательно «молниеносные» войны, которые предпочитали казаки, в малороссийском варианте не дали результата, а в российском «на порядок или два порядка превосходили оборонительные мероприятия русских царей …

Если единодушное «замалчивание» значения Белгородской засечной черты в трудах казачьих историков используется для идеализации блицкригов (например, охотно пишут о Ермаке, Разине и взятии Азова), то в обычных исторических работах о «засечной черте» замалчиваются уже сами казаки, её строившие и охраняющие (они именуются «людьми по прибору»).

«Казачий словарь-справочник» Г.В.Губарева в своих справках о казаках беломе-стных, городовых и полковых, несших гарнизонную и станичную службу на Верхнем Дону и районах Ельца, Курска, Орла и Путивля целых три века говорит: « … после изгнания их Татарами с берегов Дона, то есть с того времени, ко-гда они прийдя в себя на ч у ж о й земле, начали боевую службу князьям Мо-сковским».

Е.П.Савельев в «Древней истории казачества» неожиданно задаёт вопрос:«К ка-кой же народности принадлежали казаки сторожевых постов Воронежского края?» (при описании других краёв у него таких вопросов нет), и сам на него отвеча-ет « На это нам дают обстоятельный ответ грамоты царя Михаила Фёдоровича: « А они, воронежские Черкассы, люди добрые: как пришли от Поляков, от их разорения и смертного убойства и посечения, своё крестное целование помнят».

Не менее «обстоятельный» ответ о казаках-черкасах дает и историк Татищев

«Они прежде из кабардинских черкес в княжестве Курском, под властью та-тар собравши множество сброда, слободы населили и воровством про-мышляли, и из за многих жалоб татарским губернатором на Днепр пере-ведены, и град Черкассы построили. Потом усмотрев польское беспутное правление, всю Малую Русь в казаков поименовались…»

Если суммировать все мнения, то получается, что строившие и служившие на за-сечных чертах казаки (беломестные, городовые и полковые), по сути дела с XV по XVIII век, образовавшие Астраханское, Оренбургское и Сибирское казачьи войска, и наконец дошедшие до Америки, служили на чужой земле, были из кабардинских черкас, от «польского беспутного правления» сбежавших и служивших на «ма-лоэффективных» оборонительных чертах.

Описание Белгородской засечной черты стало уделом местных краеведов. Это не великий поход или великая битва и даже не «поход за зипунами» В общем, не «ка-зачье» это дело, тем более, что строили черту помимо казаков – стрельцы, пуш-кари, дети боярские, да бобыли с захребетниками.

Должность казачьего головы иногда исполнял стрелецкий голова, при назначении которых требовалось: « что бы человек добрый и знающий и на Великого Государя службах и в посылках бывал и в приказном деле будет ему мочно верить».

Все же военная история демонстрирует большую эффективность оборонительной стратегии, именно она спасала государства, — а её игнорирование их рушило. Даже турки стали опасны тем, что стали практиковать строительство мощных цитаделей – Азов, Очаков, Бендеры, Измаил, Кинбурн и др.

В дальнейшей военной истории России все «шапкозакидательские» авантюры (силами «парашутно-десантного полка») чаще всего кончались конфузом (на-пример, штурм «Линии Маннергейма» в советско-финской кампании), а «напада-тельные» планы красных стратегов (вроде Тухачевского) дали хороший повод нынешним диссидентам-историкам утверждать, что не Германия в 1941 году напала на Советский Союз, а вроде как бы и наоборот…

Вообще именно Великая Отечественная война дала многочисленные примеры героической обороны (Брест, Севастополь, Ленинград, Сталинград, Воронеж)и при-мер того, как ликвидация пограничных укреплений способствовала громадным потерям первых месяцев войны.

Вся история России являет пример чередования победных сражений и «непри-метных» оборон. Марш-бросок Святослава и богатырские заставы Владимира I, по-ход на половцев Игоря Святославича и строительство крепостей Владимиром II, Ку-ликовская битва и стояние на Угре, битва при Бородино и «Тарутинский манёвр». Аллегорически все это можно назвать «хирургией и терапией» военного искусства.