Физико-географические условия Среднего Подонья при плотности населения, недостаточной для развития преимущественно земледельческого хозяйства, требовали образования системы хозяйства с общественным разделением труда между обитателями степных междуречий и приречных лесных полос и с одновременным, взаимосвязанным существованием скотоводческого полукочевничества на степных междуречьях и тоже полукочевого, но не столь подвижного хозяйственно-бытового уклада приречных жителей. Полагаем, что именно на такой основе образовалось славянско-кыпчакское объединение на хоперско-донском междуречье – Червленый Яр.

Но такие природные условия были характерны не только для Среднего Подонья, но и для всей лесостепной зоны и для северной части степной зоны всей Восточной Европы. На большей части этого огромного пространства, а именно практически везде восточнее Днепра, в средние века преимущественно земледельческое хозяйство с полной оседлостью было еще нерентабельно вследствие ничтожной плотности населения, сопоставимой с плотностью в тех местах, где и в XIX в. еще царили полукочевничество и кочевничество (например, в Казахстане в конце XIX в. было по отдельным районам не более 2 – 3 чел. на 1 км2, во многих местах менее 1 чел., причем это еще средние цифры, включающие городское население, в сельских же местах плотность была, следовательно, еще ниже).

Очевидно, на всей этой территории имелись условия для образования групп населения, подобных червленоярской. Более того, зная физико-географическую и хозяйственную подоплеку явлений, позволительно спросить: как вообще могли бы существовать половцы и золотоордынские татары на всей территории, где было невозможно зимнее содержание скота без подкормки сеном, если бы не было каких-то групп, специализировавшихся на заготовке кормов?

Действительно, выше мы уже предположили, что Елецкое княжество могло вырасти из группы, похожей на червленоярскую. Теперь можно говорить об этом увереннее. Тюркоязычная часть населения княжества, в конце XIV в. еще называвшая свой город Карасу, – это, по-видимому, потомки одной из крайних северных групп половцев в Верхнем Подонье. Их летние кочевья на севере доходили до р. Прони, правый берег которой против города Пронска имел в XIII в. название Половецкое Поле и до сих пор так называется. Отсюда половцы откочевывали на зиму, вероятно, до юга воронежско-донского междуречья. На правом берегу Дона в пределы Елецкой земли входили, видимо, междуречья между правыми притоками Дона – Непрядвой, Красивой Мечей, Быстрой Сосной и Потуданью, по которым, возможно, совершали круговое кочевание небольшие группы половцев.

К этим-то половцам, вероятно, и начали в XII в. подселяться, занимая приречные лесные полосы, упомянутые черниговцы. Можно думать, что вначале образовалось такое же, как в Червленом Яру, объединение славянских и кыпчакских общин. Ввиду близости к русским княжествам здесь иммиграция славянского населения и постепенное ославянивание половцев должны были начаться раньше и пойти быстрее, чем в Червленом Яру, хотя, как видим, в 1395 г. тюркоязычная часть населения все еще употребляла тюркское название своего города. Когда и при каких обстоятельствах во главе этой группы разноязычных общин оказался князь и кто он был – вопрос, еще требующий исследования. Вряд ли он появился ранее конца XIV в. Не бесспорна и его принадлежность к дому Рюриковичей. Эти соображения подкрепляются аналогиями в других районах со сходными условиями.

Если верно, что правобережная часть Елецкого княжества простиралась на юг до р. Потудани, то она должна была соприкасаться с северной окраиной бассейна Северского Донца. Здесь в верховьях р. Оскол, согласно ярлыку крымского хана Менгли-Гирея польскому королю от 1506 – 1507 гг., в XV в. существовала некая «Сараева сына Егалтаева тьма». «Тьма» – единица административного деления той части Золотоордынского государства, которая не входила в состав восточнославянских княжеств, а Егалтай или Яголдай – татарский феодал, который, по-видимому, сначала владел этой «тьмой» как своим улусом, но во второй половине XV в. оказался уже вассалом великого князя литовского, т. е. польского короля. Впоследствии были известны его потомки на Смоленщине и в других местах.

Польский историк С. Кучиньский, автор наиболее обстоятельного обзора скудных, разрозненных сведений об «Яголдаевой тьме», справедливо локализовал это княжество в верховьях Оскола, связав его с существовавшим там в XVII в. Яголдаевым городищем. Некоторые другие авторы считали территорию «Яголдаевой тьмы» более обширной, но источники не дают для этого достаточных оснований. С. Кучиньский по ряду косвенных соображений не без оснований предположил, что княжество появилось в 1430-х гг., когда там обосновалась группа татар во главе с Яголдаем, отставшая от проходившего через этот район войска хана Улук-Мухаммеда. В конце XV в. район отошел к Москве в связи с переходом князя Вяземского, мужа внучки Яголдая, с польской службы на московскую.

Подчинение «Яголдаевой тьмы» как Польско-Литовскому, так и Московскому государствам в XV в. могло быть только номинальным, ибо район был оторван от фактических границ обоих государств, и никакой реальной власти этих государств там быть не могло. Ярлык Менгли-Гирея, текст которого, по-видимому, списан с подобных же ярлыков более ранних крымских ханов, свидетельствует лишь о том, что какой-то из этих ханов в XV в. щедро подарил Польско-Литовскому государству огромную территорию почти до Дона. Хану конечно было очень легко дарить кому угодно землю, которая в то время не принадлежала ему даже юридически, ибо она принадлежала еще существовавшей Большой Орде. Смысл подарка мог состоять только в том, чтобы создать повод для будущих конфликтов между претендентами на эту местность.

«Яголдаева тьма» находилась в одном из центральных районов домонгольской Половецкой земли, и потому логично предположить, что она образовалась не на пустом месте, а на основе жившей там с половецких времен группы полукочевников-кыпчаков, к которым могло лишь пристать, захватив там власть, упомянутое воинство Улук-Мухаммеда во главе с Яголдаем. Нет сведений о том, когда и в каком количестве туда стало проникать славянское население и что там происходило в течение почти столетия от перехода князя Вяземского на московскую службу до прихода туда московских войск в конце XVI в. (примерно тогда же, когда и в Червленый Яр). Но известно, что в 1570 г. где-то в этом районе существовали какие-то оскольские казаки, один из которых, судя по тому что его звали Ивашка Матвеев, был либо русским, либо давно обрусевшим православным татарином. В 1600 г. этих казаков принимали на московскую службу, из чего следует, что они не были связаны непосредственно с донскими казаками. Упоминание о казаках, по-видимому, старожилах в данной местности, мелькает и в 1615 г. И где-то в этой же местности или несколько южнее держалась вплоть до конца XVII в. группа ногайцев, окруженная со всех сторон украинцами и, вероятно, в конце концов полностью ассимилированная ими. Едва ли это было не такое же, как в Червленом Яру, разделение населения бывшей «Яголдаевой тьмы» на две группы. Между ними пролегла пустая полоса с «ухожьями» и дорогами, по которым ездили «сторожи», с той лишь разницей, что здесь русских оттеснили к северу, а татар к югу (ногайцами здесь, как и всюду западнее Дона, русские называли бывших северопричерноморских татар Большой Орды, а не заволжских ногайцев).

Аналогии встречаются и западнее на территории Украины. Мы уже упоминали о севрюках. Эта группа населения, в принципе сходная с червленоярцами, не образовала единого, цельного политического объединения и, вероятно, именно поэтому была постепенно, по частям прибрана к рукам феодалами и к XVII в. превращена в феодально-зависимых крестьян.

Но одна из крайних южных групп севрюков на междуречье Ворсклы и Сулы, в районе Полтавы, вошла в состав полуавтономного образования, во многих отношениях похожего на уже рассмотренные выше. В 1380 г. там закрепился и образовал самостоятельное княжество сын Мамая Мансур с остатками разбитого войска Мамая. В 1392 г. это княжество вошло в состав великого княжества Литовского. Потомки Мансура стали князьями Глинскими, в XV в. они приобрели большую власть и влияние в Польско-Литовском государстве. Их владения до начала XVI в. сохраняли территориальное единство и значительную автономию. В 1508 г. одна из групп Глинских подняла известное антипольское восстание, потерпела поражение и эмигрировала в Москву, и хотя многие другие Глинские в восстании не участвовали и сохранили свои владения, но бывшая единая территория раздробилась и превратилась в ряд обычных феодальных вотчин, разбросанных чересполосно с землями других владельцев.

Многие историки считали недостоверным основной источник по ранней истории княжества потомков Мамая – родословную князей Глинских. Наш специальный анализ опубликованных текстов показал, что в части, непосредственно касающейся образования княжества, источник достаточно достоверен и согласуется с данными некоторых других, не зависящих от него источников.

Хотя в источниках содержатся сведения только о политической истории княжества и только с момента появления там Мансура, но по ряду признаков тут ретроспективно реконструируется группа золотоордынских татар, потомков половцев, кочевавших по междуречью Ворсклы и Орели и находившихся, по-видимому, в отношениях знакомого нам хозяйственного симбиоза с севрюками, занимавшими лесную полосу вдоль Ворсклы. Вопрос заслуживает специальной публикации.

Думаем, что нам пока удалось выявить лишь наиболее значительные группы населения, сложившиеся описанным способом. Это были группы, сумевшие в большей или меньшей степени развить собственную государственность, приобрести юридически или фактически возможность относительно независимого существования и потому оставившие след в исторических источниках. Вероятно, были и другие подобные группы, не столь крупные или не столь организованные, которые еще предстоит выявить. Более чем вероятно, что запорожская и низовая донская группы казаков выросли из таких же полиэтнических объединений.

Таким образом, Червленый Яр не представлял собой чего-либо исключительного и нетипичного для своего региона и своего времени.