В начале лета 1670 года Дон был охвачен восстанием. Ватаги восставших казаков организовались в управляемую силу и выбрали себе атаманов. Торговля с донскими казаками была запрещена. Затруднилась продажа вина и усложнились проблемы казны. Но не было причин горевать удалым казакам-разинцам, что грабили местную знать у горы Шатрище. Захватили они на Дону и казну царскую, и добро богаческое бояр и купцов. Вдоволь порезвились-позабавились разбойничий, погуляли по донским берегам.
Вот собрались на совет воеводы Фрола Разина в большом шатре вокруг атамана, молча ждут его решения по войсковым вопросам. Много нынче было сказано слов, но последнее ждали от Фрола. Тот поднялся и обвел тяжелым взглядом присутствующих.
—Скажу вам, мои атаманы, что казна полнится и ноша тяжела. Много злата-серебра, каменьев самоцветных, жемчугов и денег медных. А парчи, соболей и протчей рухляди — на всех хватит. Делить не будем. Возьмем Воронеж, поделим опосля. А казну здесь пока спрячем. До лучших времен, до победы нашей...
—А кто прятать будет? — раздался из угла голос самого отчаянного и хитрого молодого атамана, из коротоякских.
Атаман, недолго думая, сказал:
—Нет причины говорить о секретности этого дела. Кого завтра разбужу перед рассветом, тот и будет прятать.
— Добре, атаман, на тебя надежда! — зашумели все.
— Получше прячь, получше.
— Скрывать не буду, поделю казну на три части. Большую вода покроет. Две меньших — по пещерам спрячем. Что до рухляди всякой, так местный поп обещал схоронить.
Днем местные пастухи удивлялись. Стоял на высокой диве странный казак, наблюдал за окрестностями. И его напряженная фигура отбрасывала длинную тень в сторону Тихой Сосны. Вот он спустился вниз, и гулкий топот его боевого коня огласил гору Гудун вперемешку с гиканьем всадника.
А на рассвете тихо, без плеска, погружая бережно весла в застывшую гладь реки, проскользила тяжелая будара с тремя коваными сундуками к заветному месту. Почти бесшумно ушли в глубокий омут сундуки с добычей, опустились над тем местом глубоко нависшие ветви древней ракиты, поглотила вода навеки разбойную тайну. Знали ту диву немногие. Только сгинули в первой же схватке хранители тайны. То ли вражьим, то ли своим мечом сраженные. И не знает ту диву никто, и никто не станет теперь на заветную скалу, чтобы бросить тень в сторону заветного омута...
***
Вот, хрипя от натуги, волокут по пещере два старых казака сундуки с добром. Дотянут до поворота, отдохнут. А сзади казак помоложе, факел чадящий несет. Несет молча, ничуть не торопя и не подгоняя. Вот дотащили поклажу, в лаз протолкнули по наклонной и один и другой сундучище. Но поскользнулись старые и загремели вслед за сундуками. Им даже показалось, что подтолкнул их в спину казак с факелом, обессилевших и бессловесных. Но только они так подумали, обрушился подрубленный свод, и только слабый вскрик отлетающей души одного из стариков почти догнал шагавшего прочь факелоносца.
Качнулась тихонько старая дива на горе Гудун, спугнув зеленую ящерицу, гревшуюся на солнце у ее подножья.
***
Фрол лично повел к Шатрищу троих своих самых преданных любимцев — боевых товарищей, с какими в боях не раз плечом к плечу сражался с врагами. Взяли они лишь три ларца. Три ларца — каждому по секрету, по тайне великой. Два ларца были пустые, и лишь один из них был до краев полон жемчугами да яхонтами, брильянтами да аметистами, янтарем и рубинами.
Пещера длинная, с трещинами и ответвлениями. Те, кто шел для захоронки, место давно присмотрели. Да только не знал каждый, что точно в ларце том — каменья или пустота речным песком набитая.
Поклялись друзья, что после взятия Воронежа все вместе сюда придут и вытащат сокровища на свет Божий!
Не взяли Воронеж восставшие. Разбили Фрола Разина царские люди. Откатились они на Нижний Дон, да и то не удержались. Расставили по Дону виселиц да голов казненных на кольях вострых видимо-невидимо. Лишь один Ивашка Лепта назад вернулся: живой, но весь израненный.
Шел по-над Доном, хоронился, питался сырыми ракушками да приторной ягодой. Вконец обессилел. Но дошел к месту заветному. В пещеру продрался да, нашедши свой ларец, песком набитый, совсем с ума спятил. Ходит вокруг Шатрища днем и ночью, все ходы потайные ищет, куда другие из троицы ларцы свои спрятали. В тень превратился черную. И тень эту Ивашки многие видели, и видят ныне у Шатрища, а иногда и подле Дивногорья — на диве затопленную будару с казной высматривает. Да только тени у привидения не бывает. Вот он затаится и ждет: может, кто залезет в полдень того дня, как казну затопили, на диву эту, и тогда увидит он по тени, где лежит затопленное добро.
А если внимательно наблюдать, то увидит кто-нибудь, как закружит, закружит тень Ивашкина на одном месте белым днем да и провалится вдруг сквозь землю...
— Знать, к сундуку с сокровищами дорогу нашла Божья душа, — перекрестится паломник иль монах прохожий.
А затем смерч как встанет над местом тем, завертит траву сухую в девичьи косы и уйдет на Дон пугать диких уток да коричневых стрекоз.
А клады разинские до сих пор тревожат своею тайной приезжих кладоискателей да местную романтическую часть населения.