Глава 2. Червленый Яр в XV в. Червленый Яр и район Сарая в 1400 – 1480 гг |
"Червленный Яр" Исследование истории и географии Среднего Подонья в XIV – XVI вв -А.А. Шенников |
После упомянутого сообщения Никоновской летописи под 1400 г. до последних десятилетий XV в. нет бесспорных и точно датированных сообщений о Червленом Яре. Впрочем, эта эпоха наиболее темна и для всей юго-восточной Руси, история которой в это время едва прослеживается по единичным, крайне фрагментарным и случайным известиям. Может быть, косвенный намек на то, что район был не совсем пуст, можно видеть в сообщении о путешествии венецианца А. Контарини из Ирана через Астрахань в Москву в 1476 г. После того как купеческий караван, с которым он ехал, переправился через Волгу где-то немного выше нынешнего Волгограда, его дальнейший маршрут реконструируется различными исследователями по-разному – и вдоль Дона, и по упомянутой Ордобазарной дороге. Но замечания А. Контарини о движении на север с постепенным поворотом к западу по совершенно безлесной пустынной местности вплоть до каких-то мест, не очень далеких от Переславля-Рязанского, при отсутствии упоминаний о переправах через большие реки позволяют думать, что он двигался в основном по волго-донскому водоразделу, обходя с востока весь бассейн Дона, кроме, может быть, лишь самых верховьев Медведицы и Хопра, которые он мог пересечь, не обратив на них внимания. Во всяком случае, перевоз через судоходный Хопер, в то время гораздо более многоводный, чем сейчас, на Ордобазарной дороге близ устья Савалы трудно было не заметить. Не значит ли все это, что купцы предпочли обойти район, в котором имелось население, не внушавшее им доверия? Как уже сказано, П. Н. Черменский считал, что Червленый Яр «запустел» еще во второй половине XIV в., что, однако, не подтверждается. Не только П. Н. Черменский, но и С. Н. Введенский считали его «запустевшим» в XV в.. П. Н. Черменский видел причину этого в усилении крымских и ногайских набегов. М. А. Веневитинов осторожно намекнул, что потомки червленоярцев могли уцелеть и впоследствии войти в состав донских казаков. Но эта мысль не получила дальнейшего развития, видимо, потому, что слишком велик был хронологический разрыв между последним сообщением о Червленом Яре в 1400 г. и первыми сообщениями о донских казаках в середине XVI в. Версия о «запустении» района Червленого Яра связана не только с рассказом о «пустыне» в «Хождении Пименовом» и с описанием путешествия А. Контарини, но и с распространенным в исторической литературе мнением о том, что Сарай «запустел» еще в 1395 г., после разгрома его Тимуром, и что после этого весь бывший центральный район Золотоордынского государства, северную окраину которого составлял Червленый Яр, пришел в полный упадок, так что там вовсе не осталось городов (в социально-экономическом смысле, т. е. ремесленно-торговых поселений). Сейчас это представление поддерживается археологами, которые при раскопках на территории Сарая пока не нашли признаков жизни позже начала XV в. (здесь и ниже имеем в виду Сарай-ал-Джедид – «Новый Сарай»). Однако, согласно персидской рукописи XV в., в 1438 г. Сарай был еще значительным торговым центром. Известна монета, чеканенная в Сарае в середине XV в. Во многих русских летописях отмечено, что в 1471 г. Сарай взяли и ограбили спустившиеся на кораблях вниз по Волге вятчане. Очевидно, там еще было что грабить. Лишь недавно из сопоставления некоторых из этих сведений был сделан вывод о сохранении Сарая по меньшей мере до 1471 г. в качестве столицы Большой Орды – государства, оставшегося от Золотой Орды после отделения от нее в середине XV в. Астраханского, Крымского и Казанского ханств. А. Контарини, проезжавший в 1476 г. через район Сарая, не отметил этот город, но; насколько можно понять по очень неясному, путаному тексту, не отметил не потому, что города не было, а потому, что там в это время шла очередная ханская усобица, вследствие чего путешественники сочли за лучшее обойти это место стороной. Однако несколько дальше, описывая путь уже после переправы через Волгу, А. Контарини замечает, что они в это время находились, по словам спутников-татар, «на уровне Soria более чем на 15 дней пути к северу...». Под словами «на уровне» здесь по смыслу можно понимать только географическую долготу. Слово «Soria» буквально означает «Сирия», но поскольку последняя тут явно не при чем, заслуживает внимания предположение Е. Ч. Скржинской о том, что имеется в виду Сарай. Если это так, то это еще одно подтверждение существования Сарая. Вплоть до конца 1470-х гг. существовали и сарайские православные епископы. Правда, примерно с середины XV в. их именовали не только сарайскими, но и Крутицкими по названию их подворья в Москве, и существует мнение, что с этого времени они уже постоянно жили в Москве. Но вопрос не выяснен до конца. Вероятно, епархия вообще клонилась к упадку вследствие распространения мусульманства и сокращения числа православных христиан в Орде, так что епископам уже незачем было присутствовать там лично, можно было довольствоваться каким-то более скромным представительством или временными посещениями. Но во всяком случае в титуле этих епископов сохранялось и слово «саранский» («сарский»), и нет сведений о ликвидации сарайской кафедры до 1480 г., после чего ее существование стало уже технически невозможным. Характерно и то, что лишь много позже, в основном в XVI в. эту кафедру, фактически уже определенно находившуюся в Москве, стали наделять землями за пределами бывшей Сарайской епархии, из чего можно понять, что до этого, и во всяком случае до 1480 г., крутицкие епископы еще получали какие-то доходы со своей прежней территории. Имеются и некоторые, пока еще неясные и требующие изучения сведения о том, что где-то между Червленым Яром и Волгой на той территории, которая в середине XIV в. решением митрополита Алексея была оставлена в ведении Сарайской епархии, в конце XV в. существовали какие-то православно-христианские поселения с церквами, подчиненными саранским епископам. Наконец, о существовании Сарая вплоть до 1480 г. свидетельствуют и известные события этого года – поход сарайского Ахмед-хана на Москву, «стояние на Угре», бегство войска Ахмед-хана и разгром центрального района Большой Орды. В московских летописях, составленных вскоре после этого в конце XV в. и во многих, опирающихся на них, более поздних летописных компиляциях все эти события описаны без каких-либо упоминаний о Сарае и его окрестностях. Но в составленной во второй половине XVI в. Казанской летописи, известной во многих списках и под разными названиями («Казанская история» и др.), подробно рассказано, что во время «стояния» Иван III тайно послал в тыл Ахмед-хану крупный отряд, состоявший из касимовских татар и русских, под командой находившегося на русской службе крымского эмигранта Нур-Даулета (брата тогдашнего крымского хана Менгли-Гирея) и русского воеводы князя Василия Ноздреватого Звенигородского. Отряд, спустившись на кораблях по Волге, напал на Орду, обнаружил только женщин, стариков и детей, учинил там полный разгром, угнал в плен, кого мог (но вряд ли многих, поскольку после такого глубокого рейда надо было спешно уходить), а остальных перебил почти всех, в том числе и жен Ахмед-хана, и лишь немногих не добил только потому, что касимовские татары под конец почувствовали некоторые угрызения совести. Но и недобитых добили пришедшие немедленно вслед за касимовско-русским отрядом заволжские ногайцы, восставшие против Ахмед-хана и полностью занявшие весь разгромленный район, что, вероятно, тоже было подготовлено Иваном III. Именно этот погром в Орде изображен в Казанской летописи как главная причина отступления Ахмед-хана с Угры. В. Н. Татищев, излагая этот рассказ без точной ссылки на источник, почему-то утверждает, что разгром был произведен не в центре Орды, а в Болгаре, хотя ни в одном из опубликованных списков Казанской летописи этого нет. Но это невероятно. Болгар был разрушен русскими войсками еще в 1431 г., а в 1480 г. этот район находился уже в центре Казанского ханства, отколовшегося от Золотой Орды, так что бывшие золотоордынцы, оставшиеся в составе Большой Орды, явно не могли там кочевать. Да и независимо от отношений с Казанским ханством они не могли там находиться поздней осенью, когда было совершено нападение Нур-Даулета и Ноздреватого, ибо в это время большеордынские татары, по принятым у них правилам кочевания, должны были находиться не на севере, а на юге своей кочевой территории, в Нижнем Поволжье (о правилах кочевания см. ниже). Сообщение Казанской летописи неоднократно и многими авторами объявлялось недостоверным или просто игнорировалось, поэтому надо разобрать этот вопрос подробнее. М. М. Щербатов и Н. М. Карамзин считали рассказ не только достоверным, но и единственным правильно объясняющим весь ход событий на Угре и в Москве во время «стояния». Впервые его поставил под сомнение, не объясняя причин, историк первой половины XIX в. Н. С. Арцыбышев. Затем в течение столетия одни авторы признавали или по крайней мере не отвергали содержание этого рассказа, а другие выступали резко против него. Так, С. М. Соловьев объявил его вполне недостоверным, считая, что, во-первых, «это известие находится в одном из самых мутных источников» – Казанской летописи, а во-вторых, Ахмед-хан, по сведениям московских летописей, после ухода с Угры «вовсе не спешил домой», хотя, по мнению С. М. Соловьева, должен был бы спешить туда после получения известия о разгроме Сарая. А. Е. Пресняков заявил, что «сообщения «Казанского летописца», резко противоречащие данным всех остальных источников, не имеют никакой исторической цены». Впоследствии он же, а за ним и многие другие молчали и по сей день молчат о походе Нур-Даулета и Ноздреватого. В послевоенные годы с защитой версии Казанской летописи выступил К. В. Базилевич. Против его аргументации не было высказано никаких обоснованных возражений, если не принимать всерьез теоретические рассуждения о том, что любое одобрение действий Ивана III как политика и полководца означает недопустимое преувеличение роли личности в истории вообще. Но несмотря на отсутствие научных возражений К. В. Базилевичу замалчивание похода Нур-Даулета и Ноздреватого в исторической литературе продолжается. Лишь немногие вскользь говорят об этом походе, не придавая ему большого значения. В. В. Каргалов упоминает его, но почему-то отдает предпочтение невероятной версии В. Н. Татищева с локализацией события в Болгаре, вследствие чего вся операция выглядит лишь как «отвлекающий удар». Таким образом, аргументы С. М. Соловьева и А. Е. Преснякова остаются пока единственным основанием для недоверия к рассказу Казанской летописи. Но эти аргументы явно слабы. Нельзя огульно делить исторические источники на более «мутные» и менее «мутные» – критике подлежат не источники в целом, а лишь конкретные сообщения, в них содержащиеся. Никакого противоречия одного источника всем остальным в данном случае вообще нет, ибо ни в одном источнике нет сведений, опровергающих сообщение Казанской летописи. Есть лишь умолчание о походе Нур-Даулета и Ноздреватого, но умолчание – это еще не опровержение. А если бы и имело место какое-либо противоречие одного источника остальным, то и это еще нельзя было бы считать признаком недостоверности. Возможен случай, когда единственный противоречащий, источник – это источник, счастливо избежавший тенденциозных искажений и фальсификаций, которым подверглись организованно, в массовом порядке все остальные источники по определенному вопросу. В данном случае это как раз очень возможно, ибо Казанская летопись – единственная, не связанная с московскими летописями XV в., написанная русским человеком, жившим в ханской Казани в первой половине XVI в., свободным в то время от давления и контроля со стороны московских властей и вернувшимся в Москву лишь после того, как это давление, характерное для XV в., прекратилось. А о возможности такого давления мы уже знаем на примере летописного рассказа о взятии Ельца Тимуром. Что касается замечания С. М. Соловьева о том, что Ахмед-хан «не спешил домой», то на это Г. 3. Кунцевич справедливо возразил, что хану, оставшемуся без дома, уже некуда было спешить. Тамбовские историки-краеведы нашли в московских архивах и опубликовали составленную в 1681 г. выписку, сделанную «в Разряде», с кратким изложением истории завоевания московскими войсками юга и юго-востока Европейской России. Важно, что выписка сделана именно «в Разряде» – в дневнике важнейших государственных событий, который велся при дворе московских великих князей и затем царей и представляет собой источник, независимый от летописей. Там сказано, что «в прошлых давних летах, при княжении великих князей московских ... татарские цари жили в Орде на луговой стороне Волги реки, на реке Ахтубе» и что «великие князи московские на Ахтубе Орду войною разорили и учинили пусту...». Как видим, разорили Орду именно «великие князи московские», а не ногайцы, и не вообще Орду, а совершенно конкретно резиденцию ханов на Ахтубе – левом притоке Волги ниже нынешнего Волгограда, т. е. именно Сарай. В опубликованных «Разрядных книгах» этой записи нет, но не все такие книги сохранились и не все сохранившиеся их списки опубликованы, уцелевшие списки различаются в деталях, так что вполне возможно, что в конце XVII в. еще существовала, а может быть, и сейчас где-то хранится, но не издана книга с записью о разгроме Сарая. В пользу достоверности рассказа Казанской летописи говорит и одна деталь, содержащаяся в остальных летописных рассказах о «стоянии на Угре». Войска Ахмед-хана и Ивана III начали отход с Угры одновременно. Историки, не доверяющие Казанской летописи, уже добрых полтораста лет спорят о том, чем объясняется эта удивительная одновременность. На эту тему создана огромная дискуссионная литература, придумано множество причин отступления Ахмед-хана и отдельно от них причин отступления Ивана III. Но загадочная одновременность отхода обоих войск так и не получила рационального объяснения. И только с учетом рассказа Казанской летописи все становится на свои места. Гонцы с известием о разгроме центра Большой Орды должны были скакать одновременно к Ахмед-хану и к Ивану III. Скакать они могли, очевидно, не иначе как кратчайшими, примерно параллельными дорогами. Поэтому они и прискакали одновременно, и обоим полководцам одновременно стало ясно, что стоять больше незачем. Умолчание всех московских летописей о походе Нур-Даулета и Ноздреватого тоже может быть объяснено. При всех текстологических различиях между летописями для них характерно общее желание опорочить Ивана III, умалить его роль в событиях 1480 г. и даже представить эту роль как отрицательную. Стремление Ивана III всеми способами затянуть оборонительное «стояние» и избежать наступления на татар представляется как нерешительность и результат влияния плохих советчиков (в то время когда на самом деле он ждал донесения из района Сарая!). Одновременное отступление обоих войск изображается так, будто Иван III отступил по трусости и глупости, а Ахмед-хан исключительно в силу божьего промысла (совершенно подобно Тимуру под Ельцом!). В одних летописях это говорится прямо; в других более или менее завуалированно, но достаточно понятно; в некоторых события описаны без оценок и объяснений, но и в этих случаях читатель вынужден сам, без подсказки, оценить поведение Ивана III не лучшим образом, потому что без рассказа о походе Нур-Даулета и Ноздреватого оно действительно во многом непонятно. Короче говоря, чтобы опорочить Ивана III, надо было убрать рассказ об этом походе. Его и убрали! Не вдаемся здесь в разбор вопроса о том, кто именно организовал сплошное редактирование всех летописей еще при жизни Ивана III. Врагов у него было более чем достаточно. Это понял еще Н. М. Карамзин, в дальнейшем назывались и имена вероятных участников этого дела (169). Важно, что в их числе фигурирует митрополит Геронтий – единственный человек, располагавший в те годы необходимым административным аппаратом для контроля над летописанием. Итак, по всем сведениям о Сарае за весь XV в., можно спорить о том, почему археологи не находят следы послетимуровского Сарая, но не о том, продолжала ли существовать до 1480 г. в этом районе столица Большой Орды. Она могла несколько сместиться с прежней территории, могла далеко не достигать размеров до-тимуровского Сарая, могла затеряться среди почти непрерывного ряда золотоордынских поселений вдоль всей Ахтубы, из которых не все исследованы и многие вообще не сохранились. Но где-то в этой местности она существовала. Червленый Яр лежал на северной окраине центрального района Большой Орды. Если это было, как мы предполагаем, объединение общин, в какой-то степени автономное в рамках Большой Орды, но все же входившее в ее состав и признававшее ее власть, то именно войска сарайских ханов и должны были защищать эту часть своего центрального района от любых внешних вторжений. Вместе с тем заволжские ногайцы, разгромившие Большую Орду в конце 1480 г., и крымцы, двадцать лет спустя добившие последние остатки большеордынского войска, до 1480 г. были еще не настолько сильны, чтобы серьезно угрожать центру Большой Орды, в том числе и Червленому Яру. Вот почему до 1480 г. мы не видим причин для каких-либо принципиальных изменений ситуации в Червленом Яру по сравнению с обстановкой, существовавшей в XIV в. |