События О Вантите Партнеры Связь Объекты Энциклопедия Природа Древности Легенды

Рассылка





Дата переселения червленоярцев

 

Как уже сказано, в рукописи виленского профессора не было точной даты переселения червленоярцев. И. Попко считал, что оно произошло в 1520 – 1530-х гг., и связывал это с присоединением Рязанского княжества к Москве в 1520 г.: червленоярцы эмигрировали, опасаясь таких же репрессий, каким подверглись при присоединении к Москве в 1470 – 1480-х гг. новгородцы и псковичи, часть которых, как известно, была принудительно переселена в центральные районы Московского государства. Он сообщает, что «в тот год» в Червленом Яру зимовала группа новгородских «ушкуйников» (речных пиратов), предыдущим летом разбойничавших на Волге, и что именно они подбили червленоярцев на переселение и сами ушли с ними. Но уехала лишь неимущая молодежь, а «люди пожилые и более зажиточные» предпочли остаться.

Переселенцы проплыли по Волге мимо Астрахани и по Каспийскому морю до устья Терека. Там они «высадились на Учинскую (Крестовую) косу, где дружелюбно были приняты Агры-ханом, владельцем большого улуса, незадолго перед тем отложившегося от Золотой Орды». Агры-хан был «племянником последнего ордынского хана Ших-Ахмата и кочевал сперва между Доном и Волгой; но, заведя с ханом обычную усобицу и оставшись побежденным, перебежал с своим улусом к Тереку, где занял Учинскую косу и от нее приморскую равнину между нижними течениями Сулака и Терека до озера Джунгула. В прежнее время, когда в волжско-донской степи случались бескормицы, он приходил зимовать на Червленый Яр и получал от тамошних казаков добрые услуги, о которых и сохранял благодарную память. Говорят, что когда он узнал об угрожающем казакам расселении по Суздальской области, то прислал сказать им, чтобы шли в те привольные места, куда и сам он укрылся». Червленоярцы не остались у Агры-хана, двинулись вверх по Тереку, были приняты кабардинцами и получили у них землю для поселения. Эти события уже выходят за пределы нашей темы. Заметим только, что И. Попко не без оснований видит тут намек на наличие каких-то еще более ранних связей между червленоярцами и кабардинцами – это сюжет для дальнейших исследований.

И. Попко приводит еще ряд деталей: об обсуждении предстоящего переселения на казачьих «кругах», о торжественном выезде, о плавании под развернутыми знаменами и т. д. Между прочим И. Попко попытался отождествить эти развернутые знамена с какими-то ветхими знаменами, хранившимися у гребенских казаков до конца XIX в., чем вызвал замечания критиков, по-видимому, справедливые. Но странным образом никто из критиков не заметил некоторых гораздо более важных несообразностей в изложении И. Попко.

Прежде всего, после ликвидации Рязанского княжества при Василии III в 1520 г. червленоярцам не могли угрожать московские репрессии, подобные тем, каким были подвергнуты в конце предыдущего столетия новгородцы. Во-первых, сообщение С. Герберштейна о каких-то репрессиях против рязанцев, которое, по-видимому, знал И. Попко, вряд ли заслуживает доверия. Как уже замечено выше, установление московской власти в Рязанском княжестве шло постепенно и безболезненно в течение всего XV в., так что уже с 1450-х гг. княжеством фактически управляли московские наместники. В 1520 г. был репрессирован лишь последний из марионеточных великих князей рязанских с его ближайшим окружением, для более широких репрессий не было оснований. Сообщение С. Герберштейна можно объяснить тем, что этот автор имел антимосковски настроенных информаторов (это видно и по другим деталям его книги и давно замечено историками).

Во-вторых, если бы репрессии против рязанцев и имели место, то не было, судя по всему, никаких оснований распространять эти репрессии на червленоярцев, которых никто не считал рязанцами. Наоборот, если ранее, после разгрома Елецкого княжества татарами в 1415 г. рязанские князья, может быть, и могли заявлять претензии на Червленый Яр (но вряд ли более чем претензии), то после того, как к 1480-м гг. елецкой территорией каким-то путем завладела Москва, Червленый Яр оказался отделен от Рязанского княжества полосой московской земли.

В-третьих, если бы даже и были какие-то формальные поводы для репрессий против червленоярцев, то вряд ли московское правительство воспользовалось бы этими поводами. Из Новгорода выселили многочисленную богатую верхушку бояр и горожан, которая была носителем сепаратистских тенденций. Но выселять из Червленого Яра воинов-общинников и этим оголять важный участок общерусской границы было явно не в интересах Москвы. Если среди этих общинников имело место некоторое расслоение на богатых и бедных, то во всяком случае даже самые богатые из них не шли, конечно, ни в какое сравнение с новгородскими богатейшими боярами-землевладельцами или купцами общеевропейского масштаба. Да и сам же И. Попко сообщает, что относительно богатые червленоярцы как раз отказались уезжать, т. е. знали, что именно им репрессии не угрожают. И вообще в 1520 – 1530-х гг. обстановка в России была уже не та, что в 1470 – 1480-х, когда выселяли новгородцев. Сепаратизм был уже в основном подавлен, и Василию III незачем было принимать такие крутые меры, к каким был вынужден прибегать Иван III.

Далее, если понимать буквально слова И. Попко о новгородских ушкуйниках, участвовавших в переселении червленоярцев в 1520 – 1530-х гг., то это явный анахронизм. Новгородские ушкуйники действительно сильно разбойничали в Нижнем Поволжье, даже грабили Сарай, вполне могли и зимовать в Червленом Яру, весьма для этого удобном, но все это верно не для XVI в., а для второй половины XIV и самого начала XV в.

Наконец, плохо вписывается в исторический контекст и рассказ об Агры-хане. К сожалению, нам пока не удалось разыскать какие-либо исторические свидетельства об этом хане и его переселении в район между Тереком и Сулаком в северо-восточной части Дагестана. История данного района в конце XV и начале XVI в. совершенно не изучена, известно только, что до и после указанного времени там жили кумыки с отдельными включениями ногайцев и других народов и что все население подчинялось Золотой Орде вплоть до ее падения. Недавними археологическими разведками там найдено несколько золотоордынских поселений, но пока не ясно, были ли они как-то связаны с Агры-ханом (49). В середине XVI в., когда об этой местности появилось больше сведений, там уже никто не вспоминал об Агры-хане, хотя, может быть, с ним связаны названия реки Аграхань и косы Аграханской (она же Учинская или Крестовая, которую упомянул И. Попко). Но нет и данных, противоречащих рассказу И. Попко о пребывании Агры-хана в этом районе. Рассказ ничего не прибавляет к антидонской тенденциозности И. Попко, не восходит ни к каким известным источникам, выдумать его было трудно и, главное, незачем, поэтому ничто не мешает считать его заимствованным из рукописи виленского профессора. Но если принимать этот рассказ и вместе с тем относиться к нему критически, то можно заметить следующее.

Улус Агры-хана до его переселения, находившийся «между Доном и Волгой» и по соседству с Червленым Яром, должен был занимать междуречье Хопра и Медведицы – никак иначе его локализовать невозможно. Выгнать Агры-хана с этой территории Шейх-Ахмед не мог, ибо в те последние годы существования войска Большой Орды, когда Шейх-Ахмед оказался во главе его, оно не переходило на левый берег Дона и вообще было уже не в состоянии выгнать кого-нибудь откуда бы то ни было, ибо его самого непрерывно гоняли по днепровско-донскому междуречью крымцы и русские. Не говорим уже о том, что все это не могло произойти «незадолго» до 1520 – 1530-х гг., так как Шейх-Ахмед с 1502 г. сидел в тюрьме в Литве.

Перечисленные несообразности, казалось бы, дискредитируют всю версию И. Попко. Однако все несообразности ликвидируются, если допустить, что И. Попко неверно датировал события. Действительно, был такой исторический момент, для которого эти события реальны.

Хотя новгородские ушкуйники не бывали в Нижнем Поволжье с начала XV в., но, как уже сказано выше, в 1471 г. Сарай взяли и разграбили вятчане – прямые потомки новгородцев и точно такие же речные пираты, практически ничем не отличавшиеся от новгородских. Весьма вероятно, что они сохраняли и название «ушкуйники». По крайней мере термин «ушкуль» – название боевой лодки – даже много позже, в середине XVI в. еще бытовал в Нижнем Поволжье. Если же пираты именовались здесь не «ушкуйниками», а «ушкульниками», то такой тонкий нюанс, связанный с различиями в местных диалектах, мог легко потеряться при переводе рассказа с русского языка на польский и потом обратно на русский. Более чем вероятно, что набег вятчан в 1471 г. был самым большим (и потому отмеченным в летописях), но не единственным и что вятское пиратство продолжалось до 1489 г., когда Вятская вечевая республика, созданная по новгородскому образцу, была разгромлена московскими войсками. Вятские пираты могли использовать Червленый Яр в качестве места для зимовки так же, как за столетие до того это могли делать новгородцы.

Именно в 1470 – 1480-х гг. московское правительство как раз более всего преследовало новгородских сепаратистов, которые, спасаясь от преследований, могли попадать и на Вятку, а оттуда вместе с вятчанами и в Червленый Яр. Так что и присутствие собственно новгородцев в Червленом Яру в эти годы не исключено. А после разгрома Вятки в 1489 г. вятчане могли и сами оказаться в Червленом Яру в положении беженцев, как ранее новгородцы.

Сразу после новгородских, а затем и вятских событий московская агентура несомненно разыскивала этих антимосковски настроенных беглецов, среди которых были и прямые участники военных действий против московских войск и которых московские агенты знали в лицо и по именам. Полстолетия спустя, если бы была верна дата, предложенная И. Попко, такие розыски были бы уже просто технически невозможны, да и не нужны, так как состарившиеся беглецы уже не представляли опасности для Москвы. Очевидно, именно в 1470 – 1490-х гг. новгородцам и вятчанам, находившимся в Червленом Яру, должно было быть не безразлично, что происходило на елецких и рязанских землях, отделявших Червленый Яр от Москвы. А там в это время, как мы уже знаем, как раз утверждалась фактическая московская власть, и это было гораздо важнее, чем произведенное полстолетия спустя формальное устранение рязанских князей. Более того, как уже сказано, отдельные отряды московских войск, действовавших против Шейх-Ахмеда, заходили временами и на собственно червленоярскую землю. Вот когда новгородцы и вятчане должны были чувствовать себя в Червленом Яру особенно неуютно и должны были стремиться убраться куда-нибудь подальше от длинных рук Ивана III.

Наконец, примем во внимание, что золотоордынским татарам, кочевавшим на хоперско-медведицком междуречье, надо было уходить оттуда не «незадолго» до 1520 – 1530-х гг., как считал И. Попко, а гораздо раньше, сразу после событий 1480 г., когда заволжские ногайцы захватили разгромленный отрядом Нур-Даулета и Ноздреватого район Сарая и начали экспансию на правый берег. Правда, в этом случае надо допустить, что тут не могла играть никакой роли ссора Агры-хана с Шейх-Ахмедом, в то время еще, вероятно, несовершеннолетним или, во всяком случае, не имевшим никакой реальной власти. Но с большой вероятностью можно предположить, что Агры-хан был племянником не Шейх-Ахмеда, а его отца Ахмед-хана – оба имени легко могли быть перепутаны при их транскрипции, принятой в XV в., и при переводах рассказа с русского на польский язык и обратно. В частности, не исключено, что автор первоначального текста, устного или письменного, считал «последним ордынским ханом» именно Ахмед-хана, каковым тот фактически и был, а Шейх-Ахмеда не признавал ввиду его ничтожности. Более того, этот первоначальный рассказ мог быть составлен в период между 1481 и концом 1490-х гг., т. е. вообще еще до того, как Шейх-Ахмед выделился среди «Ахматовых детей» и стал последним ханом. В этом случае И. Попко, прочитав о «последнем ордынском хане Ахмате» и зная русскую историю по С. М. Соловьеву, не только мог, но и должен был «исправить ошибку» и заменить Ахмата Ших-Ахматом, т. е. Шейх-Ахмедом.

Впрочем, если бы это было так и если бы Агры-хан действительно успел поссориться с Ахмед-ханом незадолго до поражения и гибели последнего, то еще вопрос, была ли эта ссора причиной или только поводом для ухода Агры-хана и его улуса. Обычно ханские усобицы кончались бегством того или иного хана с войском, а не всего подчиненного ему населения, которое не истреблялось, а лишь получало нового хана. Все население могло уйти именно под угрозой истребления, а это было событием чрезвычайным, с причинами более глубокими, чем ханские ссоры. Для золотоордынских татар на хоперско-медведицком междуречье такая угроза создалась в 1480 г., когда стало ясно, что заволжские ногайские мурзы намерены завоевать не ханский престол, а территорию для своих ногайцев. Не в этом ли именно году и совершились ссора и переселение еще при жизни Ахмед-хана, но уже после фактического краха Большой Орды?

Напомним, что и упомянутое свидетельство С. Герберштейна о распространении русского языка у «черкесов» тоже можно понимать как признак появления русских на Тереке раньше 1520 – 1530-х гг.

Как видим, события, описанные в изложении И. Попко и невероятные для 1520 – 1530-х гг., хорошо укладываются в последние три десятилетия XV в., и даже точнее, с наибольшей вероятностью, в период с 1480 до начала 1490-х гг., когда сперва – формально из-за ссоры Агры-хана с Ахмед-ханом, а фактически под давлением заволжских ногайцев – поднялся и ушел в полном составе улус Агры-хана, а за ним вскоре последовали и червленоярцы с новгородцами и, возможно, с вятчанами.

Ошибка И. Попко в датировке событий легко объясняется тем, что он некритически отнесся к книгам С. Герберштейна, Д. Иловайского и С. М. Соловьева и, в частности, вслед за Д. Иловайским усвоил представление о принадлежности Червленого Яра Рязанскому княжеству – представление, восходящее, как мы уже знаем, к фальсифицированному сообщению Никоновской летописи под 1148 г.

Выше мы сказали, что донские казачьи историки странным образом не заметили этой главной ошибки в изложении И. Попко. Теперь мы можем добавить, что это, может быть, не так уж странно. Если перенос даты появления гребенских казаков всего лишь на 20 – 30 лет раньше первых известий о низовых донских казаках вызвал такое раздражение среди войсковых донских историков, то какова была бы их реакция, если бы была названа дата на 60 – 70 лет более ранняя? Не в интересах новочеркасских генералов было замечать и исправлять ошибку И. Попко!

Деятельность Товарная лавка Книги Картинки Хранилище Туризм Видео Карта


-->
Яндекс.Метрика