Надо сказать, что славянские памятники Подонья не балуют археологов количеством находок и в этом отношении являются своеобразным испытанием археологов-славистов «на прочность».
Вспомним, ведь еще П. П. Ефименко и П. Н. Третьяков, раскапывавшие городища на Дону, не были порадованы частыми находками, и они отмечают это. А. Н. Москаленко, раскопав значительную площадь (более 7000 кв. м) на городище Титчиха и изучив 46 жилищ, не могла похвастаться обилием находок, особенно металлических, ведь многие предметы, которые мы раньше упоминали как продукцию местных ремесленников, найдены в очень незначительном количестве или даже в единственном. А в жилищах, особенно на полу, как правило, вообще нет находок, кроме костей животных да нескольких черенков глиняной посуды. В лучшем случае приходится довольствоваться костяной проколкой, глиняным пряслицем, железным ножом, даже не всегда целым. «Трудно представить себе, — пишет А. Н. Москаленко,— что многочисленное население городища могло обходиться одной пешней, одним топором и одним наральником, одним кочедыком» (Москаленко А. Н. Городище Титчиха. Воронеж, 1965, с. 35). Действительно, в руки археологов на славянских донских поселениях попало лишь то, что их жителями было поломано, потеряно и не найдено, а может быть, просто забыто.
Около десятка стеклянных бусинок, столь доро гих, привезенных издалека украшений, обнаружены на площади между жилищами, и если их нанести на план раскопа, то образуют они как бы цепочку. Немного воображения, и перед археологом возникает картина: вот из дома выбежала девушка, спеша к подружке, не заметив, как на шее у нее оборвалась ниточка и рассыпалось маленькое ожерелье, а когда спохватилась — уже поздно: найти мелкие бусинки невозможно. Раскопки, когда сквозь пальцы археологов просеиваются буквально тонны земли и растирается каждый комочек, помогли восстановить этот маленький эпизод из жизни славянского поселка. Можно понять огорчение молодой славянки и одновременно порадоваться столь удачной находке тысячелетие спустя.
А как можно объяснить, что столь ценные даже не только по меркам средневековья арабские серебряные монеты, специально спрятанные, оказались забытыми и также стали достоянием современного исследователя? Может быть, человек, который их спрятал, отсутствовал в момент, когда славяне вынуждены были покинуть свои жилища, и тайна клада осталась нераскрытой на протяжении многих столетий.
Так соединяются воедино и археологические факты, и попытка осмыслить по незначительным, казалось бы, деталям те крупные события, которые происходили в конце X века в Восточноевропейской лесостепи в зоне непосредственного контакта славянского и кочевнического миров.
Славянские поселения в бассейне Дона в конце X века, а некоторые — несколько позже пустеют, жизнь на них замирает. Ни деревянные мощные стены, ни рвы, ни круглые склоны мысов, защищавшие поселения,— ничто не могло гарантировать спокойную мирную жизнь. Участились набеги кочевников, буквально заполонивших Южнорусскую степь, ставших ее фактическими хозяевами.
Кто же они — кочевники, наводившие ужас на славян-земледельцев и ремесленников и заставлявшие их укреплять свои поселки высокими стенами, периодически браться за оружие, защищая свои дома, семьи, свою свободу? Это прежде всего печенеги, от которых страдали многие народы, населявшие Восточную Европу. Не только Восточная Европа, но и Болгария и Византия испытывали на себе грозную силу печенежских набегов. Византийский император Константин VII Багрянородный советовал своему сыну и наследнику Роману II желать мира с печенегами и посылать к ним каждый год посланников с подобающими и подходящими дарами, и далее в своем сочинении «Об управлении государством» он писал, что когда нет мира у печенегов с русами, то они грабят Русь, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб. Как смерч налетали печенежские отряды на небольшие древнерусские поселения, которым и откупиться было нечем. Делали они это чаще всего ранней осенью, когда урожай уже убран, но еще не ссыпан в закрома, и домашний скот, откормленный на летних пастбищах, богатых разнотравьем, стоял в хлевах.
Но на славянских поселениях Дона нет следов разгрома и разорения, какие можно было увидеть, например, во время раскопок Новотроицкого городища в Сумской области на Украине. Городище раскапывалось известным советским археологом Иваном Ивановичем Ляпушкиным. Им открыта впечатляющая картина борьбы и гибели поселения. Скелеты погибших взрослых жителей в схватке с печенегами, женщин и детей, прятавшихся в жилищах, наспех зарытые клады украшений, которые так и не попали к истинным владельцам, следы огромного пожара не оставляют сомнений, что поселение подверглось опустошительному набегу.
И не стали донские славяне испытывать судьбу. За короткое время, вероятно в несколько дней, собрав свое имущество, включая и глиняные сосуды, и тяжелые каменные жернова, — все необходимое для жизни и погрузив на телеги, запряженные лошадьми, быками, волами, двинулись на новые места. Но в каком направлении?
Это один из интересных и, пожалуй, сложных вопросов в истории донских славян. Некоторые ученые высказали мнение, что ушли славяне из бассейна Дона на Среднюю Оку, где в XII веке существовало развитое древнерусское Рязанское княжество. Отмечаются следы донского славянства и на Волге в районе Волжской Болгарии.
Жизнь на славянских поселениях бассейна Дона, замершая почти тысячу лет назад, долго не возрождалась. Лишь на некоторых из них люди поселились в XII веке. Почти все поселения поросли лесом и кустарником. Ничто, казалось, не могло нарушить их многовековой покой. Но пришли археологи и растревожили царившую тишину, заставив говорить древние славянские поселения и курганы. Их «рассказы», хотя и очень скупые, все же позволяют представить жизнь славян в Воронежском крае в VIII—X веках, то есть в то время, когда на берегах Днепра зарождалось, крепло и во весь голос заявляло о своем могуществе Древнерусское государство.
Свой рассказ о донских славянах мы начали с отрывка из «Повести временных лет», в котором ее автор — Нестор дает описание расселения восточных славян. Мы подчеркнули, что о донских славянах в летописи ничего не сказано. Возникает вопрос: почему? Возможны разные гипотезы, но наиболее вероятная из них, на наш взгляд, связана со временем написания Повести — начало XII века, когда бассейн Дона действительно был покинут славянами. Поэтому при определении географии расселения восточных славян данный регион оказался вне поля зрения великого историка-летописца.
