А теперь остановимся, хотя бы коротко, на природной обстановке в Подонье к началу неолита.

Признавая решающую роль социального фактора в развитии первобытного общества, исследователи все больше внимания обращают и на фактор экологический. Многообразные изменения природной среды оказывали сильное воздействие на историю древних коллективов и находились с нею в закономерной взаимной связи.

Большинство современных палеогеографов подтверждают, что в так называемом атлантическом климатическом периоде, начавшемся около 7700 лет назад, территория Верхнего и Среднего Дона, вплоть до южных районов Воронежской области, была занята лесостепью. Характерный признак лесостепи — чередование безлесных пространств с лесами по долинам рек и на водоразделах. В девственном состоянии лесные участки составляли не менее 50% площади. Относясь также к атлантико-умеренному поясу континентальной климатической области, лесостепь тем не менее отличается от сопредельных географических зон — лесной и степной. Здесь, в дубравах, имеется наибольший запас фитомассы (растительности) — 400—500 тонн на гектар. Запас зоомассы (живых организмов) тоже очень высок — около 500 кг на гектар. По названным показателям лесостепная зона значительно выигрывает в сравнении со степной, где общий запас фитомассы меньше в десять раз, а зоомассы — в пять раз. Донская лесостепь располагает и чрезвычайно развитой речной системой. Все это в целом имеет важное значение для понимания многих вопросов истории древних обитателей лесостепного Дона.

Открытые пространства лесостепи предполагали легкость их освоения во всех направлениях, особенно ко времени появления водного транспорта. Заметим, что верховья донского притока Иловли сближаются до четырех километров с рекой Камышинкой— притоком Волги. Это место, называемое «переволокой», исстари использовалось для перехода из бассейна Дона в Волгу и обратно.

Богатство животного мира и водной фауны питало охотничье и рыболовческое хозяйство. При такой экономике лесостепь допускала вдвое большую плотность населения, чем степная или лесная зоны. Интересно отметить, что еще сравнительно недавно, в XVII—XVIII веках, одним из видов налога у крестьян донских земель являлась продукция рыболовства, и на Москву снаряжались вереницы возов со свежей, вяленой и соленой рыбой. Что же касается охоты на птиц, то еще в начале прошлого столетия донские казаки в большом количестве отстреливали дроф, лебедей, диких гусей, уток, тетеревов и куропаток. Успешная вторичная акклиматизация уже в современной лесостепи крупных видов диких животных (зубра, лося, кабана) свидетельствует о широком распространении их и в древней лесостепи. Кроме того, в письменных источниках прошлых столетий упоминаются дикие быки-туры, а Тарпаны (дикие лошади) и медведи встречались здесь вплоть до конца XIX века.

Громадная кормовая база в виде злакового разнотравья позволяла разводить крупных копытных животных, в частности лошадей. Еще Ф. Энгельс называл области Дона и Днепра местами, пригодными для образования стад, что затем привело к пастушеской жизни заселявших их арийцев.

Неолитические глиняные сосуды: 1 — сосуд среднедонской культуры, 2 — сосуд дронихинского типа.

Плодородные черноземные почвы лесостепи благоприятствовали развитию раннего земледелия, начиная с мотыжного. Наличие же лесных участков создавало условия для подсечно-огневой формы земледелия. Но вместе с тем необходимо учитывать, что лесостепь является зоной неустойчивого увлажнения. В долине Дона в среднем один год из трех засушливый, а отголоски пыльных бурь, зарождающихся далеко на юге, изредка достигают даже верховьев Дона, нанося урон посевам.

Таким образом, экологическая обстановка в донской лесостепи предполагает возможность сосуществования и взаимодействия здесь на протяжении неолита и последующих эпох не одного, а нескольких типов хозяйствования, освоенных разными этническими группами населения.

Обрисуем сложившуюся в неолите этническую ситуацию на Дону. Позднемезолитические пришельцы из юго-восточных земель прочно освоили новую территорию. В начале V тысячелетия до н. э. их материальная культура приобрела черты, характерные уже для неолита. Появляется глиняная посуда —цилиндростенные горшки с заостренными днищами из плотного, хорошо промешанного глиняного теста. Горшки по внешней поверхности украшались с помощью наколов в виде скобочек, треугольников, парных вдавле-ний («козьих копытец»), образовывавших линейные и геометрические композиции, а по краю сосуда обязательно наносился поясок из ямок (рис. 10, 1). Сосуды эти очень своеобразны и за пределами Дона прямых аналогов не имеют. Находкам фрагментов таких сосудов на стоянках сопутствуют изделия из кремня и кварцита, по своему облику и технологии изготовления полностью продолжающие традиции позднемезолитического времени. Изредка в слоях стоянок встречаются шлифованные кремневые и сланцевые тесла, а также каменные «утюжки» с поперечным желобком, назначение которых остается непонятным.

На Черкасской стоянке в устье Битюга в самых ранних неолитических слоях обнаружен целый хозяйственный комплекс сезонного типа: небольшая (около 20 кв. м) прямоугольной формы заглубленная постройка для временного жилья, обширная по площади (свыше 100 кв. м) наземная постройка с переносным каркасом и легким навесом, напоминающая амбар, а рядом — несколько круглых куч из створок речных раковин и открытый очаг (рис. 11). Интересно, что остатки обширной постройки — амбара с утрамбованным битой ракушкой полом выявлены и на другой неолитической стоянке — Дронихе (близ села Старой Тишанки на Битюге), но по целому ряду признаков она была сооружена не в раннем неолите, а в позднем, спустя многие столетия со времени постройки на Черкасской стоянке.

Неолитический промысловый комплекс с Черкасской стоянки (реконструкция)

Стоянки с накольчатой керамикой и своеобразным каменным инвентарем объединены в среднедонскую неолитическую культуру. Они занимают среднее течение Дона и его притоки, а также бассейн реки Воронежа. Племена названной культуры длительное время находились в известном единстве и замкнутости в пределах нашего края. Но примерно с середины IV тысячелетия до н. э. в северные районы лесостепного Дона стали проникать группы населения из Волго-Окского междуречья, материальная культура которых заметно отличалась от местной. Прежде всего это обнаруживается при сопоставлении глиняной посуды. У выходцев с севера сосуды более приземистые, напоминают перевернутые шлемы или колокола, украшались они сплошь по всей поверхности круглыми ямками в «шахматном» порядке, разделяющимися редкими поясками из оттисков мелкой гребенки (рис. 12). Каменный инвентарь включает большое количество крупных изделий, обработанных отжимной ретушью, а изделия из пластин составляют, в отличие от комплексов среднедонской культуры, небольшой процент. Зато часто встречаются каменные орудия рубящего типа, а также долота и тесла — типичный инструментарий для обработки дерева. Много костяных орудий для ведения рыболовства: гарпунов, острог, крючков (рис. 13). Памятники с такими материалами объединены в рязанско-долговскую неолитическую культуру (по сходству со стоянками рязанского течения реки Оки и по наиболее яркому памятнику — стоянке у села Долгое на Верхнем Дону в Липецкой области). Племена этой культуры не испытывали враждебных отношений со стороны носителей среднедонскои неолитической культуры. Позднее, в первой половине III тысячелетия до н. э., когда на Дону появились южные группы скотоводов, культура которых характеризовалась уже признаками следующей, энеолитической эпохи, среди племен рязанско-долговской и среднедонской неолитической культуры распространился миграционный процесс. Большинство их ушло в западном и северо-западном направлениях, а какая-то часть местного населения задержалась в левобережье Подонья. Правда, многовековая история не оставила у последних неизменной их материальную культуру: на сосудах появились новые элементы и композиции орнамента. Накольчатый элемент перестает играть ведущую роль, как раньше, зато широко распространяется прочерченный орнамент. Появляется и керамика с гребенчатым орнаментом, свидетельствующая о новой волне влияния северного и северо-восточного неолитического мира, откуда во второй половине III тысячелетия до н. э. на Дон проникали отдельные племена. Но это были уже не охотники-рыболовы, подобно носителям рязанско-долговской культуры, а прежде всего рыболовы, у которых рыболовческая отрасль выдвинулась на первое место в экономике. Они широко использовали всевозможные виды орудий рыбного лова. В частности, на стоянке у села Подзорово (река Воронеж) обнаружены остатки специального приспособления для этих целей — закола. В зоне Липецкого водохранилища найдено несколько десятков костяных гарпунов и каменные грузила для сетей. Интересные костяные рыболовные крючки и гарпуны выявлены близ Чернавского моста в городе Воронеже. Подобные предметы рыболовства залегали в поздненеолитических слоях стоянок Дронихи, Черкасской, Копанищенской и других. Материалы такого облика (главным образом гребенчатая керамика, где ямочный элемент играет уже явно подчиненную роль) объединены в рыбноозерскую культуру позднего неолита (по названию стоянки близ Рыбного Озера на р. Матыре — притоке Воронежа). Она имеет прямые аналоги среди других поздненеолитических культур Севера и Северо-Запада Европейской территории СССР, что и позволяет определять ее пришлый характер. Интересно отметить, что проникновения на Дон племен с севера продолжались и в период, когда в южных районах донской лесостепи полностью утвердилось господство энеолитических скотоводческих культур.

Неолитические глиняные сосуды: 1 - сосуд рязанско-долговской культуры, 2 - сосуд рыбноозерской культуры

Неолитические орудия рыбного лова: 1—3 костяные гарпуны, 4 — каменное грузило, 5, 6 — костяные крючки.

Такое сложное этническое переплетение на Дону, а также характер взаимоотношений разноэтнических группировок требует своего объяснения. В связи с этим обратимся снова к экономике, в сфере которой находится ключ к пониманию всех других процессов общественного развития.

О широком внедрении производящих форм хозяйства у населения ранних периодов среднедонской неолитической культуры пока говорить не приходится, хотя отдельные его проявления совсем не исключены. Вспомним о богатых источниках воды, продуктивности пастбищ и плодородии почв лесостепной зоны. В слоях стоянок Черкасской, Копанищенской 1, Ярлуковской Протоки, Рыбного Озера 2 совместно с ранней накольчатой керамикой встречены и кости домашних животных, главным образом крупного рогатого скота и лошадей. Но поскольку все эти памятники многослойные, мы вынуждены лишь косвенно привлекать такого рода сведения и в значительной степени использовать сравнительные данные по культурам сопредельных территорий.

К числу косвенных свидетельств отнесем кости домашних животных и керамику с отпечатками культурных злаков (в частности, ячменя), найденные на стоянках ближайших соседей — неолитических племен Днепро-Донецкого бассейна. Небольшие серии керамики на донских неолитических стоянках имеют аналогии в неолите Буго-Днестровского междуречья» население которого в то время занималось мотыжным земледелием. Не исключено, следовательно, что вместе с керамикой из среды южного населения была привнесена идея раннего земледелия.

Можно предполагать более тесные контакты с древнейшими скотоводческими центрами Северного Приазовья и некоторых восточных территорий. У племен лесостепных районов Южного Урала, например, появление скотоводства ученые относят еще к эпохе мезолита.

И тем не менее хозяйство носителей среднедонской неолитической культуры определяется как присваивающее. Причем в начале неолита преимущественно добывались мелкие животные, что являлось продолжением уклада мезолитической экономики. Данное предположение основано на ряде наблюдений. Во-первых, набор каменных орудий близок мезолитическому. Тяжелого охотничьего снаряжения — наконечников дротиков и копий — нет, тогда как для более позднего времени такие находки не редкость. На Монастырской стоянке (близ села Старой Тойды на реке Битюге), а также в нижних слоях стоянок Черкасской, Университетских 1 и 3 (последние две — в черте города Воронежа) среди скребков преобладают микролитические типы. Крупных скребков, наиболее удобных для выделки шкур крупных животных, крайне мало. Во-вторых, в нижних слоях стоянок Черкасской и Копанищенской 1 в большом количестве найдены кости водоплавающих птиц, а также зайца, барсука, сурка и других мелких животных. В-третьих, охота на мелкую дичь предполагает ее сочетание с собирательством как подспорьем в пропитании. К собирательству относят и добычу наземных черепах. Фрагменты их панцирей обильно представлены на многих неолитических памятниках Подонья. Нет сомнения, что пресноводные моллюски тоже служили объектом собирания. Об этом говорят скопления створок раковин на стоянках Долговской и Черкасской. А косвенным свидетельством собирания моллюсков могут служить выложенные створками раковин полы неолитических построек на стоянках Черкасской и Дронихе. В слоях неолитических стоянок нередки находки скорлупы желудей. Возможно, что древние обитатели Подонья собирали и другие виды растительности, включая ягоды, грибы, дикие злаки. Срезали их ножами с кремневыми и кварцитовыми вкладышами, которые встречаются довольно часто. Те же ножи могли использоваться и в строительной деятельности для заготовки камыша и хвороста.

Наконец, в-четвертых, большинство выявленных неолитических стоянок на Дону представляют собой кратковременные стойбища. Их сезонный характер в какой-то мере отвечает относительной подвижности ранненеолитических групп населения с культурой на-кольчатой керамики, что и предопределило столь широкое их распространение. Сказанное следует, правда, отнести лишь к самым ранним стадиям неолита. Видимо, довольно быстро население приобщилось к рыболовству, ставшему важным фактором перехода людей к оседлости. Но, в отличие от племен северного неолита, носители среднедонской культуры не развили рыболовство до уровня ведущей отрасли экономики. На чем основывается наше заключение?

Встреченные совместно с накольчатой керамикой кости рыб (главным образом позвонки) принадлежат почти исключительно крупным рыбам. Сами орудия лова — гарпуны — только больших размеров и довольно архаичные. Отсутствие многообразия в типах и размерах гарпунов говорит о недостаточно широкой рыболовческой специализации, о слабом использовании рыбных ресурсов, когда объектами лова были лишь крупные виды. Находки грузил обычно связывают с широким применением сетевого рыболовства и в целом с более сложной структурой хозяйства. Но такого рода находки на стоянках с накольчатой керамикой пока единичны. Крайне редко встречаются в памятниках среднедонской культуры и рубящие орудия, сопутствующие развитому рыболовству.

В обширных неолитических постройках с ракушечными полами, не имевшими внутри очагов, скорее всего велась обработка продукции рыбной ловли, охоты и собирательства сезонными заготовителями. Она включала сушку, вяление, что предполагало и иные, чем для обычного жилища, размеры и особые условия циркуляции воздуха.

Видимо, экономике ранних ступеней неолитической эпохи Дона был присущ комплексный характер с преобладанием присваивающих форм, среди которых ведущую роль играла охота, а уже затем — рыболовство и собирательство. Позднее, с проникновением племен лесного неолита, сначала носителей рязанско-долговской культуры, а затем — рыбноозерской культуры, характер экономики на Дону усложнился. Первые из названных племен были охотниками на крупных животных — лосей, медведей, кости которых встречаются на стоянках с круглоямочной керамикой. Не случайны здесь же и многочисленные находки крупных наконечников стрел, дротиков и копий (рис. 14). Племена же рыбноозерской культуры, как мы уже отмечали, пошли по пути рыболовческой специализации. Кстати, аналогичная основа экономики отмечается и у многих других поздненеолитических племен лесной полосы Европейской территории СССР.

Итак, на Дону со средней поры неолита появляются новые группы переселенцев. По словам К. Маркса, миграции побуждались давлением избытка населения на производительные силы: в поисках средств существования люди покидали обжитые места, занимая новые территории. Возникшие в связи с этим различия хозяйственных укладов у разных этнических группировок могли обеспечиваться длительное время за счет широких экологических возможностей лесостепного региона, сохранявшего рентабельность и охоты, и собирательства, и рыболовства. А это, в свою очередь, вело к утверждению определенных взаимоотношений между коллективами людей. К. Маркс писал: «Различные общины находят различные средства производства и различные жизненные средства среди окружающей их природы. Они различаются поэтому между собой по способу производства, образу жизни и производимым продуктам. Это — те естественно выросшие различия, которые при соприкосновении общин вызывают взаимный обмен продуктами...» (Маркс К. Капитал. — Маркс К., Энгельс Ф Соч., 2-е изд., т. 23, с. 364).

Рис. 14. Кремневые наконечники эпохи кролнта: копий (1, 2), дротиков (3, 4), стрел (5—9).

Параллельное бытование разноэтнических племен со своими укладами хозяйствования как раз и отражает специфику лесостепи в сравнении с другими природно-географическими зонами.

Вместе с тем о полной изоляции на Дону хозяйственных укладов говорить нельзя. Наблюдается их взаимодействие, особенно на поздних стадиях неолита. В частности, не мог не затронуть устоев экономики процесс взаимопроникновения культур, о чем можно судить по археологическим материалам, сочетающим разные по происхождению признаки. Примером могут служить находки сосудов с накольчато-ямочным орнаментом (хотя их не так и много).

В нашем распоряжении нет еще существенных данных, позволивших бы дополнить обрисованную выше картину производства в эпоху неолита. Подчеркнем, что динамичность производственных явлений определяется характером, формой и условиями организации общественного труда, ее перспективами.

На основе сравнительных этнографических данных мы можем предположить, что в неолите существовали развитые формы специализации общинного производства, причем специализация индивидов-умельцев возникла еще в глубокой древности.

В неолите специализация имела место как в сфере производства средств труда (кремнеобрабатываю-щее, косторезное производство), так и в сфере производства предметов быта (изготовление посуды, одежды и др.).

Основным материалом для производства средств труда у неолитических племен Дона служил кремень и кварцит, реже — камни других пород. Многократные попытки обнаружить в бассейне Верхнего и Среднего Дона выходы (залежи на поверхности) качественного кремня оказались безрезультатными. Вместе с тем на стоянках встречены изделия из качественного сырья. В левобережной части Подонья использовался дымчатый кремень коричневых оттенков, характерный для районов Поволжья, а в правобережной части — кремень серого и черного цветов, ближайшие выходы которого зафиксированы только в пределах среднего Поосколья, не менее чем в 150 километрах от берегов Дона! Следовательно, существовало несколько и весьма отдаленных друг от друга сырьевых центров, с которыми донское население поддерживало связь путем постоянного или периодического обмена. Однако значительная часть изделий изготавливалась из местных, низкопробных пород камня — плитчатого и речного галечного кремня, непрозрачного и, как правило, желтого цвета. Обработка такого материала была очень трудоемкой, требовала больших затрат времени и не позволяла применять те совершенные приемы, которыми обрабатывался хороший материал. Таким образом, отсутствие необходимого сырьевого источника на месте сдерживало внедрение «передовой» технологии изготовления орудий, но одновременно расширяло межплеменные контакты. У населения среднедонской неолитической культуры длительно, вплоть до ее поздних стадий, сохранялась традиционная и весьма экономичная технология производства, ведущая начало с мезолитической эпохи, — получение пластин малых форм и их сечений для вкладышевых орудий.

Иная картина наблюдается при знакомстве с каменными орудиями рязанско-долговской культуры. Ее носители — пришельцы из более северных районов не испытывали на своей прародине недостатка в хорошем кремне. В их производственной деятельности очень рано возродились приемы обработки орудий плоской двусторонней отжимной ретушью (широко применявшейся еще в палеолите), а в качестве заготовок использовались кремневые отщепы. Сами орудия нередко имели крупные размеры, что диктовалось и направленностью экономики северных племен — охотой на крупных животных. Даже на новом месте, ощущая недостаток необходимого сырья, рязанско-долговские племена сохранили прежние навыки. Та ким образом, традиционализм в кремнеобрабатывающем производстве вызван не только и не столько нехваткой местной сырьевой базы, сколько эффективностью старых хозяйственных направлений.

Специализация в косторезном производстве более всего была присуща северным неолитическим группам населения. Распространение рыболовческого хозяйства требовало широкого ассортимента орудий рыбного лова и одновременно стандартности их по типам и размерам. Эта специализация особенно усилилась с появлением на Дону племен рыбноозерской культуры в поздненеолитическое время.

Интересно, что возникшее единообразие форм, типов каменных и костяных изделий ограничивается районами, где проживали определенные этнические группировки. Значит, существовала достаточно прочная система передачи общественного производственного опыта, а само производство имело четко организованную специализацию. Потребности общины или племени в этой сфере обслуживал круг мастеров, скорее всего — мужчины старшего поколения.

Традиционно мужским занятием наряду с производством различных орудий, а также охотой и рыболовством была обработка дерева. Дошедшие до нас различные типы топоров, долот и тесел, как и сама продукция — долбленые челны, отражают высокий уровень мастерства, значение которого еще предстоит оценить.

Что же касается домостроительства, то пока на неолитических памятниках Дона не выявлено каких-либо построек долговременного типа. Помимо упоминавшихся амбаров с ракушечными полами, остатки временных жилищ с очагами были обнаружены на целом ряде донских неолитических стоянок: Дрони-хе, Университетских 1 и 3, Савицкой и других. Они углублены в землю, чаще всего имеют округлую форму. Их небольшие размеры говорят о том, что они предназначались для одного — троих промысловиков.

Несомненно, что такие жилища носили временный, сезонный характер, и если их на стоянке встречено несколько (на Университетской 3 — более десяти), то, как справедливо отмечают некоторые исследователи, вряд ли они заселялись одновременно. У охотников (добавим — и рыболовов) имелся обычай возвращаться в течение нескольких лет подряд на одно и то же место. Сам же принцип устройства небольших временных жилищ на промысловых местах мы обнаруживаем у многих народов северной лесной полосы Европы и Азии.

Изготовлением лепной глиняной посуды и одежды занимались главным образом женщины. Как шилась одежда, мы пока не знаем, но зато керамические находки подтверждают высокий уровень специализации: устойчивость технологии, форм сосудов.

Итак, лепную посуду делали женщины, о чем свидетельствуют и отпечатки женских пальцев на поверхности некоторых сосудов. Они оставлены на сырой глине, а затем увековечены при обжиге продукции. Керамическое производство включает различные операции, нередко трудоемкие и требующие определенных навыков. Особенно много сил отнимали подготовительные работы: найти глину необходимого качества, принести ее, тщательно вымесить, замочить и высушить, чтобы она приобрела эластичность. Затем из глины вытягивали жгуты, после разминания превращавшиеся в ленты. Ленты накладывали друг на друга ребром по спирали или отдельными кольцами. Этот способ лепки называется ленточным. Не случайно горшки из неолитического «сервиза» часто распадаются по месту стыковки лент. Лишь в редких случаях применялся способ формовки из целого куска глины (для изготовления сосудов маленьких размеров, служивших детскими игрушками, светильниками или атрибутами культовых отправлений). Поверхности сформованных сосудов заглаживали с помощью специального лощила, зубчатого штампа или просто пучком травы, после чего на них оставались следы в виде штриховки. Применялось также внешнее покрытие сосудов жидким раствором глины. В раствор иногда добавляли охру для придания сосуду красного, желтого или оранжевого цвета, хотя после этого сосуды становились «пачкающими» (на Дону их встречается мало, но в других местах они довольно распространены).

Особое значение придавалось орнаментации сосудов. Здесь руку опытной мастерицы направляли традиции и обычаи рода.

Весьма ответственным был и обжиг посуды: надо уметь соорудить особый костер, разместить сосуды так, чтобы они и равномерно обжигались, и не растрескивались.

Керамическое производство требовало не только больших усилий, но и длительного времени. Поэтому посудой запасались впрок, и само изготовление ее облекалось в форму своеобразного обряда. И лишь спустя тысячелетия, когда потребность людей в глиняной продукции резко возросла, появился гончарный круг, а гончарными мастерами стали мужчины.

Неолитическая глиняная посуда производилась в достаточном количестве. Это объяснялось ее недолговечностью. Для обмена же она не использовалась. Этнографические наблюдения не дают нам ни одного обратного примера из жизни тех обществ, у которых отсутствовал гончарный круг.

Другое дело — орудия производственного назначения. Какая-то часть их шла на обмен. В этом убеждают нас широкое распространение однотипных изделий, фиксируемое при раскопках археологами, а также многочисленные наблюдения этнографов.

Таким образом, технические предпосылки для производства излишков продукции уже имелись. Но эти «излишки» пока еще составляли часть необходимого для самой общины продукта, поскольку обменом на них компенсировалась нехватка другого, но.тоже необходимого продукта. Поэтому, несмотря на прогрессивность развития производства в неолитическую эпоху, оно не выходит за рамки общинного.

Но вместе с тем следует предполагать и более сложный, чем обычно считалось, механизм взаимоотношений между человеческими коллективами, среди которых первостепенную роль играл обмен. На широкий размах обмена указывает длительное сохранение различающихся между собой хозяйственных направлений у обособленных этнических группировок.

Именно постоянный и хорошо налаженный обмен продуктами поддерживал мирные отношения неолитических племен лесостепного Дона, что, в свою очередь, сохраняло традиционализм в их материальной и духовной культуре.