Ребята из деревеньки Духовое лежали под кустом ивняка в теньке и мечтали. Они мечтали о любви и удаче: о чем обычно мечтают молодые люди перед броском во взрослую жизнь. Им хотелось в город, где все так красиво и заманчиво, где богатые люди живут в кирпичных домах и летом едят мороженое, а зимой конфеты с горячим чаем. Об этом им рассказывал старший брат, служивший матросом на частном пароходике в Лисках. Иногда по случаю он заезжал к родным в Духовое и привозил необычные кон­феты из шоколада в красивых облатках из далекой Рамони, где было написано название изготовителя: кондитерская фабрика конфект и шоколада Е.И.В. принцессы Е.М. Ольденбургской. Матрос угощал ими ребятишек Какие то были вкусные шоколадки от самой таинственной принцессы, и какая была особая сладость в крохотных кусочках конфет, тающих во рту и, конечно, в руках! Почему-то вспомнилось о них братьям сегодня на голодный желудок. Поговорив о замечательных конфетах, они притихли надолго.

По Дону прошлепал мелкий пароходик, на котором не­сколько фигур в белых панамах разглядывали в бинокли проплывающие берега. Один из парней приподнялся на локте и, прикрыв от солнца глаза ладонью, провожал паро­ходик взглядом, пока тот не скрылся за изгибом реки.

- Гарное дило! Поглядай кругом и трескай якусь любую еду! Ага, Петро?

Долговязый малый ничего не ответил. Он вглядывался в воду, где на отмели, затянутый в ил, виднелся угол какого-то предмета: то ли сундучка, то ли еще чего-то похожего на угол скрыни, что стояла у них в горнице, где спал Петро.

— Погоди, Мыкола, бачишь, то шось важнэ! Може то клад?

Друзья, пристально вглядевшись в находку, не сгова­риваясь, полезли, чавкая грязью, на отмель к странному предмету. Это действительно оказался небольшой сундучок, окованный темной латунью и замкнутый наглухо. Ручка его, отполированная чьими-то многими руками, была вы­полнена в виде змейки, положившей на крышку сундучка свою злую отлитую из бронзы головку. Вытянув с трудом наполненный речной водой сундучок, друзья молча наблю­дали, как струйка грязной воды брызнула из отверстия для ключа. Вода вытекала долго. Сундучок полегчал, и друзья, продев в змейку толстый сук, найденный на берегу, пота­щили находку в Духовое.

***

Февральским днем 1895 года Николай Алексеевич Северцов спешил домой в Петровское. Крупный ученый-биолог, лауреат престижной Демидовской премии, торопился к своим птицам. Он хотел подготовить собранную коллекцию из 12000 экземпляров препарированных птиц к передаче в фонды столичного музея. Работы предстояло много. Суп­руга Софья Александровна и единственный сын Алексей обещали помочь, но этого было недостаточно. К упаковке коллекции для отправки в столицу Николай Алексеевич собрался подключить учителей Бобровской гимназии и местных охотников из общества любителей правильной охоты. Но с ними разговора еще не было. А надо было поспешить.

Николай Алексеевич сидел в розвальнях в тяжелой шубе и пышной сурковой шапке. Он изредка поторап­ливал возницу и был рассеян как никогда. Что-то сильно его угнетало: он никак не мог вспомнить, что же он сегодня забыл сделать такого важного, и это мучило его с самого начала поездки. Знаменитый сундучок, подаренный ему отцом после первого путешествия по Туркестану, лежал у его ног, а бронзовая змейка тыкалась в его коленку своей острой мордочкой. Что же он не сделал сегодня такого, что так его беспокоило? Но на ум ничего не приходило, кроме однообразной кокандской песенки, что напевал его охранник из басмаческой шайки, когда Северцов весь израненный сидел в плену семнадцать лет назад.

— И чего она прицепилась ко мне, эта песенка, — поду­малось Северцову.

— Напрямую опасно, Дон — река коварная! — прервал его мысли возница.

— Ничего, в феврале-то морозы вона какие были! Давай напрямки!

—   Как знаешь, барин! Но-о, милая.

Сани съехали на лед, и лошадь, рассекая искрящуюся твердь, бойко понеслась к лозняку на той стороне, про­ткнувшего искрящийся наст пучками веток.

У противоположного берега течение подмыло лед. И вдруг со страшным треском лошадь и сани провалились под лед. Барахтающаяся лошадь колыхала розвальни, еще кое-как держащиеся на воде. Возница перебрался на крепкий лед и кричал Северцову:

— Держись, барин! Сбрасывай вещи, чтоб легче было! Попробуй прыгнуть, я подстрахую.

Но тот вцепился в сундучок. И лишь одна мысль свербила висок: «Пропадут, пропадут бумаги. Бросать нельзя! Один раз не надел кокандский амулет - и на тебе. Безобразие! Не-ет! Не брошу!»

Лошадь уже была не в силах держаться на плаву. Она тихонько пошла ко дну, затягивая под лед и сани, и вце­пившегося в сундучок ученого. Тяжелая волчья шуба Северцова намокла и тянула его на дно вслед за уходящими в темную полынью санями. Наконец он бросил сундучок и попытался выбраться из своей шубы. И это ему удалось. В последний момент, когда сани, покорно наполнившись водой, уже заползали под лед, он неимоверным усилием сделал последний рывок к спасительному льду, где суетился возница. Тот подхватил обессиленного ученого и радостно выкрикнул: «Спасены!»

И вдруг Северцова снова пронзила мысль об амулете: «В сундучок его положил, а надо было на шею, на шею!» Это были его последние, едва слышные слова. Возница радостно отозвался: «Да брось, барин, переживать! Ведь живы мы! Живы!»

***

Сундучок внимательно осмотрел кузнец Захар, дядька близнецов Кольки и Петьки. Рядом с огольцами стоял, подергивая бороденку их отец Николай.

-    Добрая работа, не наша. Жалко рушить такую красоту. А придется.

-    Ты уж постарайся поаккуратней, — приговаривал Ни­колай, когда кузнец старым зубилом, молотом и каким-то заржавленным шкворнем наконец-то смог открыть долго не поддающуюся крышку.

На стол, предварительно очищенный от обычно ва­лявшихся на нем каких-то нужных больших и маленьких железок, кузнец аккуратно вытряхнул содержимое сундучка. Раскисшие документы с фиолетовыми печатями и папки с бумагами были отодвинуты в сторону. В центре стола остались несколько ключей, один большой, вероятно от ворот, и несколько поменьше, кожаный бумажник с цар­скими ассигнациями, старинной восточной монетой и серебряным амулетом в виде небольшого насекомого с клешнями на черненой цепочке из серебряной проволоки, а еще трехстворчатый складень искусной работы. Какая-то старая нижняя одежда, совсем пришедшая в негодность, была немедленно отправлена в горн кузнеца. Туда же по­летел комок отсыревшей бумаги.

Остальное кузнец рассматривал долго, оставив себе за труды насекомое на цепочке. Все остальное высыпал в сундучок и вернул Николаю со словами:

— Ваш клад, вот и сами им пользуйтесь. А мне эта вещица приглянулась: то ли рак, толи еще какая живность с клеш­нями, да уж больно искусно сделано. Носить буду! Только несильно болтайте о находке. Цена — копейка, а слух до начальства дойдет, и то отберут.

***

Северцов метался в бреду на постели в своем имении. Врач развел руками и сказал в коридоре: «Медицина бессильна. На все воля божья. Протирайте тело уксусом. Уксус-то найдется?»

В воспаленном мозгу Северцова всплывали картины его пленения во время Кокандской экспедиции. Вот он схватился с басмачами, и бандиты порубили его спутников.

Вот он застрелил одного нападавшего из револьвера, а сам с рассеченной скулой и отрубленным ухом свалился под копыта коня...

Плен и месяц ожидания выкупа. Наконец, свобода и подаренный русским наместником в Кокандском ханстве амулет в виде скорпиона. И было ему сказано: амулет тот не простой, а наговоренный. Пока носишь — имеешь надежду. Снял — жди изменений в судьбе! Ученый всегда носил его на груди.

И последнее, что пронеслось в его сознании: «Почему не надел амулет! Почему оставил скорпиона в сундучке?»

С этим и умер Николай Алексеевич Северцов. О каком скорпионе шептал в бреду человек перед смертью, родные так и не догадались.

***

Не тронули кузнеца ни коллективизация, ни репрессии. Сам не болел и прожил долгую жизнь. Лишь собираясь умирать, призвал он своего любимого внука и, отдав амулет, сказал: «Носи эту вещицу, Иван, она тебе еще пригодится в жизни». Взял внук амулет, пожал плечами и надел цепочку на шею при кузнеце. Он повесил скорпиона рядом с крестиком на шнурке. И лишь тогда спокойно закрыл глаза кузнец.

А после похорон поменял тот амулет Иван на бутылку паленой водки, да и лег рядом с дедом. Такая вот грустная история. А у кого тот скорпион сегодня, никто не ведает...