Историки, специально занимавшиеся Червленым Яром, считали, что первое сообщение о нем относится к середине XII в. Однако первые достоверные упоминания о Червленом Яре появились лишь в XIV в. Правда, по ним ретроспективно устанавливается наличие этого объекта в конце XIII, но все же не в XII в.
Версия о существовании Червленого Яра в XII в. основана на сообщении Никоновской летописи под 1148 г.: при очередной княжеской усобице князь Глеб Юрьевич (сын Юрия Долгорукого) пошел от Переяславля через Курск «к Резани, и быв во градех Черленаго Яру и на Велицей Вороне», пошел оттуда к Новгороду-Северскому. Под Великой Вороной здесь надо понимать, по мнению большинства исследователей, нынешнюю реку Ворону – приток Хопра, потому что, во-первых, других рек с подходящими названиями нет, а во-вторых, как увидим ниже, более поздние сообщения тоже связывают Червленый Яр с бассейном Хопра. Лишь тамбовский историк-краевед П. Н. Черменский полагает, что Великая Ворона – это древнее название Хопра, а не нынешней Вороны (249, с. 13 – 14), но ниже мы покажем, что достаточных оснований для такого предположения нет.
Независимо от того, где локализуется Червленый Яр – на Хопре или на Вороне, именно это сообщение почти все исследователи поняли как свидетельство того, что «грады Черленаго Яру» принадлежали Рязанскому княжеству, которое, следовательно, в середине XII в. простиралось на юго-восток до Хопра. Однако А. Н. Насонов справедливо обратил внимание на то, что в более ранних летописях – Лаврентьевской, Ипатьевской – при описании тех же событий нет упоминания о Червленом Яре и что трудно понять, зачем Глебу Юрьевичу могло понадобиться посещать местность, находящуюся очень далеко от района усобицы и, по-видимому, вообще за пределами восточнославянских княжеств XII в. Затем из исследования А. Г. Кузьмина стало ясно, что это сообщение относится к серии фальсификаций, попавших в Никоновскую летопись из какого-то не дошедшего до нас источника рязанского происхождения, возможно, из местной летописи. Все эти фальсификации имели одну цель: приписать Рязанскому княжеству такие районы и города, которые ему не принадлежали. Привлечение рязанских источников и повышенное внимание к ним вообще характерны для Никоновской летописи, составленной в 1520-х гг. под руководством митрополита Даниила, рязанца по происхождению.
Кстати, по той же Никоновской летописи, немного позже, в 1155 г. «приходиша татарове в Рязань на Хапорть, и много зла сотвориша». Под Хапортью тут можно понимать только Хопер – другого похожего названия ни «в Рязани», ни где-либо поблизости нет. Упоминание о татарах более чем за полстолетия до появления монголов на Руси сразу выдает грубейшую фальсификацию, не говоря уже о том, что и этого сообщения, разумеется, тоже нет в более ранних летописях. Но ясно, что авторам текста очень хотелось представить бассейн Хопра как исконную территорию Рязанского княжества.
Очевидно, сообщение Никоновской летописи о Червленом Яре под 1148 г. следует считать недостоверным. Это не значит, что объект под таким названием не мог существовать в 1148 г., но доказывать его существование надо не с помощью сообщения Никоновской летописи, а как-то иначе. К этому вопросу мы еще вернемся. Перейдем к рассмотрению достоверных сообщений.
В 1330 г. в Костроме состоялся собор (съезд епископов), который избрал нового суздальского епископа и попутно заставил присутствовавшего там сарайского епископа Софонию дать рязанскому епископу Григорию письменное обязательство: «. . .пред господином моим преосвященным – Феогностом митрополитом всея Руси и пред братиею своею епископы Онтонием Ростовским и Даниилом Суздальским отселе потом не вступатися в передел Рязанской по Великую Ворону; а оже вступлюси, осужден буду каноны». Список грамоты найден в рязанских архивах и издан. Дату собора, в грамоте указанную неточно, воронежский историк-краевед С. Н. Введенский, автор наиболее серьезного специального исследования о Червленом Яре, выяснил путем сравнительного анализа многих дополнительных источников.
Из текста видно, что имел место спор между Рязанской и Са-райской епархиями о каком-то «переделе» (пределе, территории), ограниченном с одном стороны рекой Великой Вороной. Митрополит (в то время глава восточнославянской православной церкви, подчинявшейся константинопольскому патриарху) решил спор в пользу Рязанской епархии. Епархии могли спорить о территории, имевшей православное население, с которого церковь получала определенные доходы. В данном случае это было немалое население – не какие-нибудь один-два церковных прихода, а значительно больше, судя по тому что понадобилось доводить дело до митрополита всея Руси и даже до собора.
Несколько слов о Сарайской епархии и сарайских епископах. Епархия была основана в 1261 г. Официально она должна была обслуживать всех православных христиан, в том числе и крещеных татар, на территории Золотоордынского государства за пределами восточнославянских княжеств. Неофициально сарайские епископы имели и другие функции – были и дипломатическими представителями владимирских, а затем московских великих князей при ханах, и миссионерами, занимавшимися пропагандой византийского православного христианства. Они выступали и как представители константинопольских императоров и патриархов. В их задачу входила и борьба против христиан иных толков, которых в Орде было тоже немало, особенно против основанного в Сарае в 1315 г. католического епископства. Конечно православные сарайские епископы выполняли и обязанности резидентов военной разведки православных великих князей и императоров, точно так же как католические занимались тем же в пользу польских королей, ливонских немецких рыцарей, итальянских колоний в Причерноморье и т. д. вплоть до папы римского. Вряд ли мы будем далеки от истины, предположив, что именно последняя функция сарайских епископов была фактически главной, ради которой великим князьям и императорам стоило содержать Сарайскую епархию.
В 1334 г. тот же митрополит Феогност поставил на сарайскую епископскую кафедру вместо Софонии нового епископа Афанасия. Несколько лет спустя последний возобновил спор с Рязанской епархией о территории близ реки Великой Вороны. О ходе спора и его результатах можно судить по сохранившейся грамоте митрополита, завершающей тяжбу. Она опубликована несколько раз. Даты она не имеет, издатели и другие исследователи датировали ее по-разному. С. Н. Введенский наиболее убедительно относит ее примерно к середине 1340-х гг.
Грамота Феогноста адресована всему православно-христианскому населению спорной территории. Она начинается обращением: «Благословение Феогноста, митрополита всея Руси, к детем моим, к баскакам и к сотникам, и к игуменом и попом, и ко всем крестьяном Червленого Яру, и ко всем городом, по Великую Ворону». Далее сказано, что, поскольку «многажды речи и мятеж был, промеж двема владыками (епископами. – А.Ш.), рязаньским и сарайским, про передел тот», Феогност посылал в Червленый Яр своего игумена для расследования дела на месте. Игумен высказался в пользу Сарайской епархии, и Феогност выдал сарайскому епископу Афанасию соответствующую грамоту (ее текст не приводится, она не сохранилась). Но затем рязанский епископ опротестовал ее, ссылаясь на более ранние грамоты митрополитов Максима и Петра (тоже не сохранившиеся и не датированные), решавших спор в пользу Рязанской епархии. Поэтому Феогност пересмотрел свое мнение и постановил передать Червленый Яр в распоряжение рязанского епископа, «ать ведает передел тот весь, по Великую Ворону».
Из этой грамоты видно, что речь идет о той самой территории, от которой в 1330 г. на костромском соборе отказался сарайский епископ Софония, хотя тогда ее название не было упомянуто. Выясняется, что спор начался еще при митрополите Максиме и продолжался при митрополите Петре, предшественнике Феогноста. Максим был митрополитом с 1283 по 1305 г. Значит, уже тогда между сарайскими и рязанскими епископами шла тяжба о Червленом Яре. Ясно, что православное население должно было появиться в этом районе еще раньше, ибо затевать крупную тяжбу и привлекать к делу митрополита можно было лишь после того, как это население успело стать достаточно многочисленным. Следовательно, эта группа православного населения появилась здесь вряд ли позже чем в 1280-х гг., а могла существовать и раньше.
Ряд деталей текста свидетельствует о немалых размерах и значительном населении района. Баскаки – это золотоордынские администраторы довольно высокого ранга. На Руси их назначали обычно по одному на удельное княжество средней величины. А здесь они упомянуты во множественном числе, из чего видно, что их было не меньше двух. Во множественном числе упомянуты и «города», и «игумены», а следовательно, и монастыри.
Бросается в глаза и то, что в числе православных христиан, которых Феогност назвал своими «детьми», на первом месте фигурируют баскаки – несомненно золотоордынские татары, и достаточно знатные для занятия таких должностей. Это неудивительно. В то время среди золотоордынских татар было много православных христиан, равно как и представителей других религий – результат веротерпимости первых монгольских ханов Золотой Орды. И хотя в 1312 г. хан Узбек объявил государственной религией ислам, но по крайней мере до конца XIV в. это могло привести лишь к созданию мусульманской правящей верхушки государства и к постепенному вытеснению немусульман из Сарая и его ближайших окрестностей, да и то не полностью, о чем свидетельствует, в частности, сохранение Сарайской епархии не только в XIV, но и в следующем столетии. Поэтому на периферии центральной, собственно татарской части Золотоордынского государства, где находился Червленый Яр, в середине XIV в. не вызывает удивления существование православных татар даже на должностях баскаков. Их пребывание именно на этих должностях довольно определенно говорит о том, что среди всего населения Червленого Яра преобладали православные христиане и, по-видимому, православные татары. С. Н. Введенский логично считал, что притязания сарайских епископов на Червленый Яр формально обосновывались именно наличием там большого количества православных татар, обслуживание которых было, как уже сказано, официальной обязанностью сарайской епископской кафедры.
Однако в Червленом Яру имелись и православные русские, о чем свидетельствуют претензии рязанских епископов, поддержанные митрополитами. О наличии славянского населения говорят и географические названия Великая Ворона и Червленый Яр (из чего, впрочем, не следует, что они не имели одновременно и тюркских названий – явление обычное в районах со смешанным, разноязычным населением). Архаическая форма второго названия – именно Червленый Яр, а не Красный Яр (по-русски) и не Червонный Яр (по-украински) – позволяет думать, что название появилось еще до разделения восточнославянского языка на русский, украинский и белорусский, а так как это разделение происходило в основном в XIV – V вв., то весьма вероятно, что название существовало в форме Червленый Яр еще при митрополите Максиме в конце XIII в., когда началась тяжба между епархиями, а может быть, и раньше.
В 1353 г. новым митрополитом всея Руси стал Алексей. Тот же сарайский епископ Афанасий немедленно возобновил старую тяжбу о Червленом Яре. Но Алексей в отличие от своего предшественника Феогноста не стал вновь расследовать дело, а прореагировал быстро и решительно: направил червленоярцам грамоту, аналогичную грамоте Феогноста, отклоняющую претензии Афанасия и подтверждающую принадлежность Червленого Яра Рязанской епархии. Эту грамоту, тоже не имеющую даты, одни исследователи датировали 1360-ми гг., другие – 1350-ми. Вторая датировка не только более обоснованна, но может быть и уточнена. Алексей лишь в 1354 г. вернулся в Москву из Константинополя, куда ездил на церемонию поставле-ния в митрополиты, а в 1356 г., если не в конце 1355-го, он уже успел поставить на Сарайскую епархию нового епископа Ивана, причем это было сделано уже после написания грамоты, в которой упомянут еще Афанасий. Таким образом, грамота написана, вероятно, в 1355 или в конце 1354 г.
Грамота Алексея отличается от грамоты Феогноста деталями. Обращение: «Благословленье Алексиа, митрополита всея Руси, к всем крестьянам (по другому списку – христианы), обретающимся в пределе Червленого Яру и по караулом возле Хопор, до Дону, попом и дьяконом, и к баскакам, и к сотником, и к бояром». Далее следует пространное нравоучение в духе первых веков восточнославянского христианства, где, в числе прочего, имеются слова: «Такоже и подана власть владыце вашему (рязанскому епископу. – А. Ш.); вы как его слов не принимаете, но странных пастухов принимаете». Затем подтверждается содержание грамот Максима, Петра и Феогноста «о том же переделе, по Великую Ворону, возле Хопор, до Дону, по караулам». Сообщается, что сарайский епископ Афанасий, возобновивший старую тяжбу, за это «по-кажнен от митрополита», что ему отныне «несть власти в том переделе» и что «ныне послал есмь к вам владыку рязанского Василья (по другому списку – Васиана) с грамотою своею: и вы поминайте его, а пошлину церковную дайте (по другому списку – давайте) ему по обычаю».
Слова насчет епископа Афанасия подтверждают нашу датировку грамоты: Алексей при написании грамоты, очевидно, лишил Афанасия власти только «в том переделе», т. е. в Червленом Яру, но не во всей Сарайской епархии; иначе говоря, за попытку возобновить тяжбу Афанасий вначале отделался лишь выговором («покажнением»). Его полное удаление из этой епархии в 1356 г. произошло, стало быть, уже после написания грамоты, было оформлено какими-то другими документами, до нас не дошедшими, и мотивировалось как-то иначе. Не исключено, что Афанасий и после выговора не прекратил поползновений на Червленый Яр, чем и вынудил Алексея ужесточить «покажнение».
Из текста видно, что сами червленоярцы предпочитали подчиняться Сарайской епархии. По-видимому, они уже начали, не дожидаясь митрополичьего решения, платить «пошлину» в Сарай, а не в Переславль-Рязанский (нынешний г. Рязань), а сарайский епископ начал заменять рязанских священников сарайскими – «странными пастухами» (не татарами ли по происхождению?). С. Н. Введенский полагал, что червленоярцы заняли просарайскую позицию «ввиду больших ли удобств сообщения, или по каким-нибудь иным причинам». Думаем, что если имелись «иные причины», то среди них не последнюю роль играл большой процент православных татар.
Если по грамоте Феогноста местоположение Червленого Яра определялось довольно неясно, где-то в районе Великой Вороны, то из грамоты Алексея видно, что Червленый Яр – обширный район, ограниченный с востока Вороной и нижним течением Хопра от устья Вороны до Дона (см. карту). Если даже имеется в виду не вся Ворона, а лишь ее нижняя часть, текущая в меридиональном направлении, то общая длина границы Червленого Яра по Хопру и Вороне составляла вряд ли менее 300 км. А формулировка «передел по Великую Ворону» показывает, что речь идет не только о правых берегах обеих рек, но и о какой-то глубинной части хоперско-донского междуречья к западу от этих рек.
Поскольку в грамоте Алексея упомянуты одновременно и Хопер, и Великая Ворона, ясно, что по крайней мере в данное время, в 1350-х гг., Хопер назывался Хопром, а Великой Вороной могла называться только нынешняя Ворона. Следовательно, упомянутая выше гипотеза П. Н. Черменского о том, что Великой Вороной назывался Хопер, может относиться только к более ранним упоминаниям о Великой Вороне в грамотах Софонии и Феогноста. Можно было бы допустить, что сначала Великой Вороной называлась река, состоящая из нынешней Вороны и части нынешнего Хопра ниже устья Вороны, а Хопром – лишь часть нынешнего Хопра от истока до устья Вороны, впоследствии же участок реки ниже слияния обеих рек переименовали из Великой Вороны в Хопер – такие изменения названий рек вообще известны. Но в данном случае надо еще доказать, что именно такая возможность осуществилась.
П. Н. Черменский предполагает, что Хопер и в 1350-х гг. еще продолжал именоваться Великой Вороной, а упоминание о Хопре в грамоте Алексея относится не к нынешней реке Хопер, а к какому-то урочищу на этой реке, название которого лишь впоследствии распространилось и на реку. Но это опять-таки недоказанная гипотеза. П. Н. Черменский пытается обосновать ее тем, что Хопер дважды упомянут в летописях как место, где происходили битвы в 1155 и 1400 гг., а места битв, по его мнению, всегда именовались по поселениям, урочищам или иным практически точечным объектам, а не по названиям рек. Но, во-первых, такой закономерности в названиях битв не существует, известно сколько угодно сражений, названных именно по рекам (например, в том же XIV в. в Восточной Европе – на Пьяне, на Воже, на Кундурче, на Ворскле и т. д., да и Куликовская битва часто упоминается как битва на Дону). Во-вторых, из двух упоминаемых П. Н. Черменским битв на Хопре одна вымышленная, реконструированная по упомянутому фальсифицированному сообщению Никоновской летописи под 1155 г., а во втором случае речь идет не о конкретной битве, а о военных действиях вообще в значительном районе (это сообщение 1400 г. мы еще рассмотрим ниже).
Перемену названия реки П. Н. Черменский объясняет тем, что древнее славянское название реки – Великая Ворона – было заменено более новым тюркским – Хопер, после того как в конце XIV в. русское население ушло из этого района. Но ниже мы покажем, что русское население отсюда не ушло. Название же Хопер не происходит ни из славянских, ни из тюркских языков и является, скорее всего, финно-угорским, восходящим к финноязычному населению, родственному позднейшей мордве, жившему в бассейне Хопра еще до прихода сюда тюркоязычных народов.
Наконец, П. Н. Черменский пытается доказать, что Великая Ворона и просто Ворона – разные реки, в источниках неотождествляемые. На самом же деле по нескольким упоминаниям в документах XVI – XVII вв. видно лишь то, что в XVI в. одновременно употреблялись переходное название Большая Ворона и просто Ворона, а позже осталось только последнее.
