Поразительно сходство павловских жертвоприношений с ритуалами древних ариев. Согласно древнеиндийским письменным источникам, брахманские предписания определяли важность жертвенных объектов по ранжиру: человек, конь, бык, баран, козел, а затем и... черепаха!

Существовавший в древней Индии обряд пуруша-медхи предполагал человеческое жертвоприношение, главным образом девушки, с целью вызвать плодородие. В павловских жертвоприношениях символика плодородия более выражена: обе молодые женщины, принесенные в жертву, готовились стать матерями. Жертвы были расчленены на три части. Невольно возникает ассоциация с оформлением трех сословных групп в обществе древних ариев Индии. В «Пуруша-сукте», известном гимне Ригведы (сборнике мифов и религиозных предписаний), есть такие строки:

Когда Пурушу расчленили,

На сколько частей разделили его?

Что его рот, что руки,

Что бедра, что ноги называется?

Его рот стал брахманом,

Его руки сделались раджанья.

Его бедра стали вайшья,

Из ног родился шудра.

Пуруша — в древнеиндийской мифологии первочеловек, из которого возникли элементы космоса, вселенская душа, «Я».

Четвертая группа — шудры (бесправное население) является порождением чисто индийским, тогда как три первых сословия — жрецы, военная аристократия, а также торговцы, ремесленники и скотоводы-земледельцы были известны еще в индоевропейской древности (первые этапы эпохи бронзы и еще ранее), а в индоиранский период (поздние этапы эпохи бронзы) такое деление общества уже вполне оформилось.

Не исключено, что мифологический сюжет был распространен и в идеологии донского населения эпохи бронзы и имел свое ритуальное воплощение. Это предположение не противоречит высказыванию К. Маркса по поводу того, что религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времен.

Из трех частей состоит и павловское жертвоприношение коня: головы, передних ног и шкуры. Обряды жертвоприношений коня также нашли отражение в древнеиндийских источниках.

(Кстати, в них повествуется, что в расчленении коня принимали участие три жены царя, представлявшие три касты: жрецов, воинов и свободных общинников).

Оба типа павловских жертвоприношений являлись, вероятно, общеплеменными и сделаны с целью вызвать плодородие. В конкретных условиях плодородие могло зависеть от целого ряда причин, но главными факторами выступали одни и те же силы природы — солнце (огонь) и вода.

Некоторые ученые предполагают, что обряды жертвоприношений совершались племенем и при переселении на новые земли. Обряд отправляли на площади могильника, где одновременно прощались с предками — покровителями живущих, или задабривали рок шасов (злых демонов), обитавших, по представлениям древних ариев, на кладбище.

Тесно связаны с идеологией древних индоиранцев и такие признаки павловских жертвенных ям, как зола и угли — несомненное свидетельство жертвенных костров, отражение культа огня. Известно, что. в древнеиндийской религии бог огня Агни пользовался особо высоким положением, именовался «хранителем людей». Огонь жертвенного костра играл огромную роль в содержании культа Агни, он считался посредником между людьми и богами, поскольку в его пламени сгорали приносимые богам жертвы.

Интересен и такой признак, как отсутствие в меньших ямах павловских жертвенников костных остатков. Но для чего тогда они? Может, и тут просматривается обычай древних индоиранцев сопровождать жертвоприношения возлиянием крови или священного пьянящего напитка — сома?

Изучение павловских жертвенников приводит к мысли о том, что погребения эпохи бронзы принадлежали трем социальным категориям людей. Те из них, которые сопровождаются головами животных, могли принадлежать жреческому сословию (но не воинам, как обычно считается); лопатками и передними ногами — воинскому, а бедренными частями — сословию свободных общинников. Это предположение, учитывающее наличие в языческих религиях тенденции антропоморфизации (наделения человеческими чертами) животных, требует дальнейших серьезных доказательств.

Недавно проведенное исследование Второго Павловского могильника (раскопки В. И. Погорелова и М. И. Лыловой) подтвердили наши наблюдения.

В связи с этим же дспектом обратимся к катакомбным погребениям Власовских курганов, относящимся к первой половине II тысячелетия до н. э. Хотя они значительно старше Павловских жертвенников, но какая-то связь между ними все же есть. Дело в том, что власовские погребения имеют ряд специфических признаков, не встреченных в комплексе на других памятниках Донской территории. К ним относятся: забутовка глиной не только шахты катакомбы, но и самой погребальной камеры; совместное захоронение трех (дважды), четырех и пяти умерших; большой процент захороненных (включая детей) с вытянутыми черепами в результате прижизненной искусственной их деформации; сопровождение умерших головами жертвенных животных и большим количеством бараньих астрагалов; музыкальными инструментами в виде свирелей (дважды), рогового ударного молоточка и детали более сложного инструмента; наличие в погребениях курильниц (в пяти случаях).

Перечисленные признаки (а мы назвали наиболее яркие из них) в разных комбинациях характеризуют практически все катакомбные погребения памятника (менее 20). Могильник катакомбной культуры является весьма компактным и своеобразным. Что же может стоять за каждым из названных признаков и всеми вместе? Из десятков изученных на Дону ката-комбных могильников забутовка камер ранее не встречалась. Власовские катакомбы не могли использоваться для подзахоронений. Даже коллективные захоронения совершены единовременно и вряд ли были семейными усыпальницами. Но трудно пока рассматривать власовские коллективные погребения и как проявление социального неравенства (сопровождение господина рабами или наложницами), поскольку почти все захороненные несут следы прижизненной деформации черепов (рис. ). А это признак высокого социального ранга их обладателей. Вспомним, например, скульптурные изображения древнеегипетской царицы Нефертити и многие другие изображения, открытые при раскопках древних храмов и гробниц. Такая форма головы — привилегия знати, которая, обладая властью и богатством, стремилась выделиться из общей массы своим внешним видом. Добавим, что власовские коллективные погребения включают или взрослого с детьми, подростками, или только детей и подростков.

Черепа из погребений Власовского могильника: а — обычный, б — искусственно деформированный.

А теперь о музыкальных инструментах. Прежде всего, о «свирелях Пана», состоящих из последовательно удлиняющихся восьми трубочек из полых костей крупной птицы (дрофы или журавля) (рис.).

Флейта Пана из Власовского могильника.

На памятниках среднедонской катакомбной культуры они ранее не встречались. А здесь их найдено сразу две! Одна свирель сопровождала с курильницей и многочисленными астрагалами мужчину с двумя подростками в забутованной камере. Вы обратили внимание на название свирели? Именно с таким инструментом (сделанным, правда, из камыша) до нас дошли изображения Пана — древнегреческого божества, покровителя стад, пастбищ, лесов. Он же брал под защиту и пастухов, которые в благодарность совершали в честь Пана различные ритуалы с жертвоприношениями. Вполне естественно предположить, что Пан имел прообразы в религиозных верованиях пастушеских народов более древних эпох. Оттуда же ведет свое происхождение и атрибут божества — флейта. Катакомбные племена широко практиковали скотоводство, но если бы существовал обычай сопровождать каждого пастуха на тот свет свирелью, то археологи обнаружили бы их в большом количестве. Вероятнее другое: свирель Пана и в погребении являлась атрибутом того, кем отправлялись религиозные ритуалы, а именно — жреца. Добавим, что подобные музыкальные инструменты распространены у многих скотоводческих народов вплоть до настоящего времени, но в погребениях простых пастухов они не встречаются. Надо полагать, что и другие музыкальные инструменты из власовских курганов тоже сопровождали представителей культа.

В погребениях обнаружены головы жертвенных животных, а также астрагалы и ритуальные сосуды — курильницы. Хотя по отдельности некоторые из этих признаков несут более широкий социальный смысл. Например, в катакомбной культуре Предкавказья чуть ли не каждое второе захоронение сопровождается курильницами, но не все они принадлежат знати.

В целом облик катакомбных погребений Власовского могильника позволяет характеризовать сам памятник как место захоронений привилегированной группы общества — сословия жрецов. Остается пока неясным, в какой степени родства находились совместно погребенные и все ли они умерли естественной смертью. Возможно, что были и обряды человеческих жертвоприношений, в том числе детей и подростков.

Видимо, обычай человеческих жертвоприношений был более распространенным, чем считалось. Может быть, расчлененные захоронения — это не форма погребального обряда, а жертвоприношения, отражавшие культ плодородия, что стало характерным для периода разложения родового строя и появления соседской общины. В роли жертв кровавого обряда могла выступать и какая-то часть зависимого населения, существование которого фиксируется на Дону еще с эпохи энеолита (парные одновременные разнополые захоронения).

Такие обряды, а вместе с ними и сходное социальное устройство нашли свое место в срубно-абашев-ском обществе Подонья. Истоки же их ведут в местную древнеямную среду, поскольку именно в древ-неямных памятниках обнаружены захоронения с головой коня, с остатками ритуальных костров и т. д. В этом и заключается этническая взаимосвязь между населением Дона в разные периоды эпохи бронзы. На протяжении многих столетий здесь шел процесс складывания древнейших индоиранских групп, а около середины II тысячелетия они влились в широкий и мощный поток переселенцев, двигавшихся в восточном и юго-восточном направлениях и ставших затем хозяевами громадных пространств Малой Азии, Иранского нагорья, Индии.

Не связано ли с этим переселением и то обстоятельство, что катакомбная культура в Подонье довольно резко обрывается, но зато находит вдруг аналогии в материалах Казахстана и даже Южного Зауралья? В Казахстане, в Новокумакском кургане, например, выявлены глиняные сосуды, близкие донским позднекатаксмбным, а в Зауралье могильник Синташта включил целый ряд признаков, сопоставляемых с павловскими жертвоприношениями.

Сходные социально-идеологические установки, как вытекает из источников, существовали и в среде древ-неямного общества. Утверждение в нем патриархата и патриархальных связей (наследование по мужской линии) не вызывает сомнений у исследователей. К этому добавим, что в Иванобугорском могильнике была выявлена деревянная гробница, где лежало двое взрослых с ребенком при соблюдении обрядовых традиций древнеямной культуры. Появление же семейных усыпальниц — яркое указание на прочность позиций парной семьи в рамках патриархально-родовых отношений.

Надо полагать, аналогичные общественное устройство и идеология были присущи носителям энеоли-тических культур Дона — среднестоговской и репинской. В этом нас убеждает, помимо сходства экономической линии, и тот факт, что племена данных культур в известной степени имели и этническое родство с древнеямными племенами, а также исторически сложившиеся взаимоконтакты.

Признание этого положения, в свою очередь, заставляет обращаться в поисках истоков новых общественных явлений еще дальше в глубь веков, к периоду бытования племен нижнедонской и сходных с ней культур, в среде которых явно фиксируются признаки ломки первобытных общественных устоев. Среди таких признаков — и захоронения с богатым инвентарем, и навершия булав строго выдержанных форм — свидетельства утверждения имущественного неравенства и института власти, и, следовательно, в целом — усложнения социальной структуры