Добрый и любезнейший Андрей Александрович! Давно я к вам не писал ни строчки; дурно, сам знаю, и каюсь перед вами. Не то чтоб не хотел, - боже упаси! Но хлопоты, но дела, но неприятности - вот мои друзья, которые так прилежно за мной ухаживают и день и ночь, вот мои друзья, товарищи, сослуживцы! Бог знает, когда они от меня отстанут; с ними я хожу, лежу, и ем, и сплю. Досадно, мочи нет! А помочь горю нечем! Да, в настоящем мы горюем, в будущем ждем лучшего; приходит будущее и - хуже старого в семь седмериц. Вы думаете: какие дела? Пустые, гражданские? Нет, торговые, торговые дела дурны, вот что! За что ни возьмись - валится все из рук, хоть плачь! Что купишь, думаешь: барыш! Ан нет: убыток да убыток. Сказать вам откровенно? Этот чертов убыток уж как нехорош! Жуешь, жуешь, никак не проглотишь, так в глотке колом и становится! Ледащий малый - этот убыток, черт с ним совсем! Старая песня - в сторону! Ей, черт с ней! Ею только вам можно наскучить. Сем, поговорить о другом, - и дело пойдет глаже.
Я к вам давно не писал, во-первых, за делами, во-вторых, - стыдно сказать! - ничего не успел написать, ничего. Что делать? - выносишь. Не живи, как хочется, - живи, как бог велит! Право, нет время, или, лучше сказать, время свободного имею я много, да так всегда мысли расстроены, что не лезет ничего в голову; а что и лезет, то черт знает что такое: ни медведь, ни человек, а так какой-то кавардак. Стоишь, думаешь-думаешь, да и сядешь на пень: ноги свесишь, голову повесишь, как дурак. Теперь, с горя, принялся, как говорили вы мне, собирать русские народные песни. Присказками-то я вас уже употчевал, чай, не захотите в другой раз: больно солоно! Что вы до сих пор не сказали об них ни слова? Да, кажется, никогда не скажете ничего. А об Януарии Михайловиче и слух совсем застыл: слышал мельком, что поехал он в чужие края путешествовать. Дай бог ему здоровья, в добрый час! После присказок я теперь собираю народные песни и уж собрал немножко. Это дело, кажется, лучше. Вот из них одна. Посмотрите, если она хороша, поместите где-нибудь, а нет - в огонь! Перегорит да выгорит, так лет через сто будет славная песня. Впрочем, скажу вам, не ждите: в нашем народе лучше этой-то и нет. Я их переслушал много, да все, знаете ль, такая дрянь, что уши вянут; похабщиной битком набиты. Стыдно сказать, как наш русский простой народ бранчлив. Если же они вам приглянутся, напишите, я их еще к вам пришлю: есть в сумке про запас, и собирать буду. Но уж какая скука их собирать! С этими людьми, ребятами, сначала надобно сидеть, балясничать, потом поить их водкой и пить с ними самому зачеред: потом начать самому им пропеть песни две. А я петь большой мастак! Если бы кто послушал, нахохотался бы досыта, по горлушко. Потом они затянут, ты с ними же, пишешь и поешь! Приезжайте, послушайте, любезнейший Андрей Александрович! Ей-богу, смешно, - черевушки порвете! А иначе ничего не сделаешь, хоть брось. Только и я за них принялся крепко: что хочешь делай, а песни пой: нам надобны!
Седьмого июля был у нас в Воронеже дорогой гость, великий князь, и с ним Василий Андреевич Жуковский. Я был у него, он меня не забыл. Ах, любезный Андрей Александрович, как он меня принял и обласкал, что я не нахожу слов всего вам пересказать. Много, много, много - и все хорошо, прекрасно! Едва ли ангел имеет столько доброты в душе, сколько Василий Андреевич. Он меня удивил до безумия. Я до сих пор думаю, что это все было со мной во сне, да иначе и думать невозможно. Жаль, что не могу всего рассказать вам подробно; словом, чудеса!.. Дай бог ему доброго здоровья. Я благоговел перед ним. Приезд Василия Андреевича в Воронеж много меня осчастливил. Не только кой-какие купцы, и даже батенька не верил кой-чему; теперь уверились. И ничего, слава богу! Много бы, много вам об этом надобно поговорить, да не могу: душа чувствует, да высказать не может. Словом, мне теперь жить и с горем стало теплей дюже. Желаю вам доброго здоровья. Всем, кого увидите из моих добрых знакомых, засвидетельствуйте почтение; я всех их свято помню. С истинным моим почтением и преданностью, ваш покорнейший слуга Алексей Кольцов.
