Сказки любят все: и взрослые, и дети. Детей в сказках привлекает необыкновенность и неожиданность в развитии действия, смелость и находчивость главных героев и, в конце концов, торжество добра и справедливости. Взрослых же в сказках очаровывает нравоучительная простота выдумки и многокрасочность народного языка. Не последнюю, видимо, роль при этом играют сознательные или подсознательные воспоминания о днях детства, полных радужных мечтаний и формирования наиболее важных человеческих качеств. Лучшим подтверждением в этом отношении могут служить слова первой в мире женщины-космонавта В.В. Терешковой, в которых она, вспоминая детство, говорит: «Зимой вечера длинные, а ночи странные, и бабушка ночевала с нами. Уложит нас и, пока не уснет, бубнит сказки - про Красную Шапочку, про серого волка, про ковер-самолет и скатерть-самобранку. Очень полюбилась нам сказка о Коньке-Горбунке и Жар-птице. Часто видела я себя в полуснах мчащейся по небу на стремительном Коньке-Горбунке, а мама казалась мне Василисой Прекрасной. Русские народные сказки прививали нам любовь к справедливости, героизму, любовь к Родине и народу»1.

1 Николаева-Терешкова В. Вселенная - открытый океан! // Правда, 1964. № 2. 2 января; см. также: она же. Вселенная - открытый океан! Рассказ летчика-космонавта СССР. М., 1964, с. 24-25

В то же время вряд ли кто станет оспаривать, что в наши дни услышать народную сказку становится все труднее и труднее. Принято даже считать, что сказка, давно пережив пору своего расцвета, с каждым годом все стремительнее уходит из жизни, предается забвению, забывается, как и некоторые другие жанры народного поэтического творчества. Но, думается, «хоронить» сказку еще рано. В известной степени судьба сказки сродни судьбе народной песни, уходом из жизни которой более ста лет назад были уже всерьез обеспокоены и ее почитатели, и специалисты. Но, как мы знаем, народная песня жива и сегодня, претерпев, правда, целый ряд существенных изменений и в плане выполнения ими бытовых функций, и в жанровом отношении. Тоже самое можно сказать и о народной сказке.

1 См: Народные русские сказки А.Н. Афанасьева. В трех томах. Подготовка текста, предисловие и примечания В.Я. Проппа. М.,1957, т. 3, с. 503.

Наиболее ценные в научном отношении записи и публикации народных сказок приходятся примерно на середину XIX века, когда сказка как фольклорный жанр почти уже не пополнялась новыми сюжетами. Самым крупным и авторитетным изданием сказок прошлого века по праву считается свод «Народных русских сказок А.Н. Афанасьева». Но, как показывают сказочные материалы нашего времени, ни свод сказок А.Н. Афанасьева, ни публикации сказок последующих лет не дают исчерпывающего представления об общем составе русского сказочного репертуара, как и о сказках отдельных регионов. Например, в собрании сказок А.Н. Афанасьева, являющегося уроженцем Воронежской губернии и поддерживающего долгие годы тесные связи не только со своими родными, но и с воронежскими деятелями культуры, из 600 с лишним произведений лишь немногим более 20 приходится на Воронежскую губернию1. А за все годы, по современным данным, в Воронежской губернии было записано и опубликовано лишь около 60 сказочных сюжетов. Для сравнения небезынтересно отметить, что в советское время в Воронежской области было зафиксировано уже почти 250 сказочных сюжетов, не считая различных вариантов1. Все это лишний раз подтверждает справедливость высказанных в довоенные годы слов профессора Н.П. Гринковой, оставившей заметный след в истории фольклористики. В частности, она справедливо отмечала невнимание крупных дореволюционных фольклористов к народному творчеству Воронежской губернии и в то же время слишком большой интерес - к русскому фольклору Севера. Так, в одной из работ Н.П. Гринкова писала о том, что их «представление о бедности фольклора южных областей РСФСР существовало вопреки, например, таким фактам, как наличие в среде уроженцев Воронежской области таких поэтов, как А.В. Кольцов и И.С. Никитин, творчество которых насквозь пронизано элементами народного творчества.

В фольклористике - науке о фольклоре - сложилось даже мнение, будто в южных областях РСФСР вообще нет произведений эпического характера, в том числе и сказок»2.

1 См: Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка. Составители: Л.Г. Бараг, И.П. Березовский, К.П. Кабашников, Н.В. Новиков. Л., 1979, с. 418.

2 Гринкова Н.П. Воронежский фольклор. - В сб.: Песни и сказки Воронежской области. Сб. составили: A.M. Новикова, И.А. Оссовецкий, Ф.И. Мухин, В.А. Тонков. Под ред. акад. Ю.М. Соколова и С.И. Минц. Вст. статья Н.П. Гринковой. Воронеж, 1940, с. 19.

3 См: Гринкова Н.П. Сказки Куприянихи. - В сб.: Художественный фольклор. М., 1926, вып.1, с. 81-98; Сказки Куприянихи. Запись сказок, статья о творчестве Куприянихи и комментарии А.М. Новиковой и И.А. Оссовецкого. Вст. статья и общ. ред. И.П. Плотникова. Воронеж, 1937; Сказки Анны Куприяновны Барышниковой. Воронеж, 1939.

Своего рода откровением, неожиданностью стало «открытие» таких замечательных воронежских сказочниц, как А.К. Барышникова (Куприяниха)3 и А.Н. Королькова1.

Но ведь их появление и формирование как сказочниц были бы просто невозможны без вполне определенных и глубоких фольклорных традиций, присущих воронежской земле. Не случайно о сказочных традициях, как и о сказочном репертуаре Воронежской области и до сих пор судим, главным образом, по репертуару А.К. Барышниковой и А.Н. Корольковой, хотя сами традиции, как и воронежский сказочный репертуар, несомненно, и богаче, и значительнее. Любопытен в связи с этим и такой факт. В 1974 г. в Забайкалье было записано несколько сказок от Устиньи Федоровны Сычевой (80 лет). Сама она переехала в Забайкалье из Воронежской области в 30-е годы и, как признает, рассказанные ею сказки восходят «к репертуару воронежских сказочников»2.

Ясно, что пронести почти через всю жизнь содержание сказок и помнить их вдали от родных мест можно только при наличии устойчивых сказочных традиций в Воронежской области.

1 См.: Сказки А.Н. Корольковой. Запись, вст. статья и комментарии В.А. Тонкова. Воронеж, 1941; Русские народные сказки. Сказки рассказаны воронежской сказочницей А.Н. Корольковой. Сост. и отв. ред. Э.В. Померанцева. М., 1969.

2 Русские сказки Забайкалья. Подготовка текстов, составление, предисловие и примечания В.П. Зиновьева. Вст. статья В.Г. Распутина. Иркутск, 1983, с. 326. Мы не останавливаемся здесь на сходстве записанных от У.Ф. Сычевой сказок с воронежскими вариантами, поскольку это особый вопрос.

Не менее убедительным фактом наличия сильных сказочных традиций в Воронежской области является и то, что в памяти отдельных рассказчиков до наших дней сохранились традиционные сказки, которые раньше не были зафиксированы. Некоторые же из сказок в науке были известны только как бытующие на Украине, а иные и вообще были неизвестны1. Собирание, как и публикацию сказок, необходимо продолжать как для выявления новых сюжетов, так и для определения жизнеспособности и изменяемости уже зафиксированных ранее сюжетов, выявления закономерностей контаминации (соединения) различных сюжетов в одну сказку и т. д.

Настоящий сборник является популярным, а не научным изданием народных сказок, т. е. рассчитан на широкий круг читателей. В связи с этим мы в большинстве случаев местные формы речи заменяем литературными. В морфологии, например, заменяем южнорусские диалектные формы личных местоимений: табе /тебе/, тебе /тебя/, мине и мене /меня/, яво /его/, яму /ему/, ея /ее/, няё /нее/; возвратные формы глаголов на -си: рассердиласи /рассердилась/, не даваласи /не давалась/, как избавитси /как избавиться/; формы глаголов 3-го лица единственного числа без -т в окончании: еде /едет/, иде /идет/, отвечае /отвечает/, може /может/; окончание -ть в 3-м -лице глаголов: хочеть /хочет/, несёть /несёт/, отвечаитъ /отвечает/, бьютъ /бьют/, будить /будет/, говорить /говорит/, сорветь /сорвет/, живетъ /живет/; не передаем мы и фонетические черты говора типа: ды /да/, как жа /как же/, ишшо /еще/, ета и ента /эта/; плятушка /плетушка/, Ванькя /Ванька/, собяри /собери/, сорвитя /сорвите/, тякло /текло/; пашана /пшена/, конхвет /конфет/, жанить /женитъ/, жаною /женою/, зарежам /зарежем/; употребляем средний род (в говорах он отсутствует и вместо него употребляется женский род): корыта разбитая /корыто разбитое/ и т. д.

1 Образцы таких сказок есть и в настоящем сборнике. См. «Примечания».

В то же время оставляем без изменений лексические диалектизмы. Многие из них помещены в «Кратком словаре диалектных и устаревших слов». Для сохранения же языкового колорита сказок часть диалектных форм оставлена без изменений.

Сборник составлен на основе записей, сделанных в последние полтора-два десятилетия студентами-филологами Воронежского государственного университета (паспортные данные приводятся в «Примечаниях»). Все сказки по традиции распределены на три основные группы: сказки о животных, волшебные сказки, социально-бытовые сказки и анекдоты. Среди сказок встречаются и некоторые произведения так называемой несказочной народной прозы. Такие произведения, не являющиеся собственно сказками, часто переходят в них или составляют переходные формы народной прозы, т. е. являются произведениями, которые приобрели какие-то сказочные черты, но не утратили еще связи с такими прозаическими жанрами, как легенды, былички, бывальщины. В особую группу в сборнике из не сказочной прозы выделены лишь предания, хотя и они в некоторых случаях могут переходить в сказки или представлять собой некие переходные прозаические произведения.

Не останавливаясь подробно на характеристике каждой из выделенных групп сказок, отметим все же их основные особенности.

Сказки о животных, как считают многие современные исследователи, возникли в глубокой древности в результате тесных контактов человека с окружающей его природой и немалой зависимости от нее, наблюдений над повадками зверей, обожествления некоторых из них и стремления как-то или умилостивить, или подчинить их своим интересам. Однако в дальнейшем все это утратило свое практическое значение, и потому сказки о животных со временем перешли в детский фольклор, стали достоянием народной «педагогики», в ярком образном виде знакомя детей с окружающим животным и растительным миром, с пониманием добра и зла, о горе и радости, о возможности и необходимости жить правдиво, помогать слабому или обиженному и т. д. В этой функции, собственно, сказки о животных дошли и до нашего времени. Правда, в некоторых случаях сказки о животных приобретали и аллегорическое звучание, когда под зверями подразумевались, с одной стороны, власть имущие, а с другой, - угнетаемые, обездоленные представители народных масс. Наряду с этим среди опубликованных в сборнике сказок о животных обращают на себя внимание и такие сказки, которые как бы направлены на то, чтобы «вернуть» сказки о животных «взрослому» фольклору (см. «Волк и лиса» - № 13, «Вот как бывает» - № 14), так как в них под образами зверей рисуются современные бытовые истории и ситуации, что позволяет названные сказки рассматривать и как нравоучительные, бытовые. Трудно, конечно, сейчас сказать, что это: новая тенденция или всего-навсего индивидуальная особенность сказочника. Скорей всего, второе. В то же время некоторые из произведений, включенные в данную группу, своим происхождением связаны с различными жанрами не сказочной прозы, хотя и обладают некоторыми чертами сказок. Яркой иллюстрацией этого типа произведений может служить «Сказка про камбалу» (№ 18), являющаяся по своему происхождению легендой, в которой дается «объяснение» чудесного, божественного происхождения необычной рыбы - камбалы. Однако в данном случае произведение заканчивается подтверждением правдивости рассказанного, что подтверждается ссылкой на фантастический полет в космос Ю.А. Гагарина, о котором со временем, по мнению сказочницы, тоже будут слагаться сказки.

Возникновение волшебных или фантастических сказок, как и сказок о животных, тоже относится к временам глубокой древности. Но, в отличие от сказок о животных, в этих сказках преобладает не сюжетная простота, не стремление познать и умилостивить непонятные силы или подчинить их себе, а чаще всего многоплановость развития действия, стремление к одолению и преодоление всевозможных жизненных трудностей и преград, мечта о достижении желаемого благополучия в счастья.

Волшебные сказки можно считать самыми «сказочными». Они порой очень сложны и требуют от сказочника не только прекрасного знания основных сказочных сюжетов и мотивов, умения при необходимости органически объединить их в одно стройное произведение, но и виртуозного владения самыми разнообразными сказочными приемами и художественными средствами, называемыми в целом «сказочной обрядностью».

Правда, больших мастеров-сказочников, видимо, и в прошлом было не так уж много, еще меньше их в наши дни. И все же хорошие сказочники не перевелись. В их репертуаре среди волшебных сказок встречаются иной раз такие произведения, которые, опираясь, на разнообразные сказочные мотивы, представляют собой по существу новые сюжеты (см. «Колдун и парнишка» - № 41, «О богатыре Святославе» - № 40). Встречаются и не зафиксированные ранее в Воронежской области варианты сказок (см. «Три брата» - № 43). Некоторые из произведений очень близки к быличкам (см. «Женщина-паук»).

Таким образом, волшебные сказки продолжают не только жить, сохраняться в народном сказочном репертуаре, но и варьироваться, видоизменяться, пополняться новыми вариантами.

Значительно более поздними по происхождению являются социально-бытовые сказки и анекдоты. В сказках этой группы действие происходит чаще всего в дореволюционной деревне. Наиболее частые мотивы социально-бытовых сказок - это показ духовной силы и богатства человека из народа, его превосходства над представителями духовенства и господами, над жадностью и глупостью.

Помимо традиционных сюжетов социально-бытовых сказок и их разнообразных контаминаций, обращают на себя внимание и сказки, связанные с событиями Великой Отечественной войны, - «Платов - казак» (№ 99), «Илья Рослав» (№ 100), «Свидание Гитлера с русским» (№ 101). Первая из них как бы опирается на действительные исторические факты. Вторая в отдельных своих мотивах сближается с героическим эпосом былин. В третьей отражаются события, навеянные чувствами и переживаниями, питаемыми верой в непобедимую силу советского народа и в то, что погибший на войне сын автора и исполнителя сказки был до конца верен родной земле и народу.

Для большинства социально-бытовых сказок характерно наличие то веселой шутки или добродушной усмешки, то неприкрытой иронии, а то и беспощадной сатиры. В этом отношении к социально-бытовым сказкам примыкают и многие из анекдотов. С давних пор, являясь одним из активных жанров фольклора, некоторые из анекдотов частично или полностью становятся сказками, а иногда представляют собой переходные формы народной прозы.

Наряду с разнообразными сказками, несомненный интерес представляют и бытующие в Воронежской области предания. Предания - это поэтическая память народа. В преданиях по-своему выражена любовь народа к родной земле и ее прошлому, гордость и интерес к наиболее ярким личностям и событиям истории. Именно в этом проявляется одна из причин живучести преданий.

Примерно в последние два десятилетия к преданиям особенно часто обращались краеведы, интересуясь прошлым воронежского края. Ими опубликовано за эти годы немало специальных газетных статей, в которых, правда, предания довольно часто неточно называются легендами.

К сожалению, сами предания в этих статьях почти совсем отсутствуют, а передается лишь их основное содержание1. Немало любопытных сведений о различных преданиях содержится и в кратком историко-топонимическом словаре В.А. Прохорова . Сами же предания как фольклорные произведения в послевоенные годы были опубликованы лишь однажды - в сборнике, изданном В.А. Тонковым .

См., напр.: Ищенко Б. Девицы-красавицы, легенды и географические названия // Молодой коммунар. (Воронеж), 1970, № 94, 6 августа, с. 3; он же. Язык земли // Там же. 1970, № 131, 31 октября, с. 4; Прохоров В. Братки // Там же. 1971, № 61, 22 мая, с. 3; он же. Алабуха и Ольховатка // Там же. 1971, № 145, 7 декабря, с. 3; Будаков В. Это и есть Рамонь...//Там же, 1972, № 17, 8 февраля, с. 3; Прохоров В. Легенда и быль // Там же. 1972, № 97, 15 августа, с. 3; Михно В. Донские воклюзы // Коммуна. (Воронеж), 1974, № 221, 20 сентября, c.4; Никитин И. Дивногорье // Молодой коммунар. 1978, № 41, 4 апреля, с. 4; Загадка имени // Советская Россия.1983, № 13, 16 января, с. 4 и мн. др.

2 Прохоров В.А. Вся Воронежская земля. Воронеж. 1973.

3 Фольклор Воронежской области. Составил В.А. Тонков. Воронеж, 1949, с. 62-64, №№ 6-9.

В науке преданиями называют устные эпические рассказы не сказочной прозы, в которых правдоподобно совмещаются факты истории, быта или происхождения отдельных местностей. Обычно различают две группы преданий: исторические (о памятных событиях народной истории и деятельности реальных исторических лиц) и топонимические (об основании тех или иных населенных пунктов, о происхождении их названий, примечательных для каждой местности озер, оврагов, возвышенностей, лесных массивов и т. д.). Однако далеко не всегда можно провести четкую грань между историческими и топонимическими преданиями. Например, очень часто в топонимических преданиях отражаются и какие-то исторические факты (в воронежских преданиях это разнообразные события времен монголо-татарского нашествия, эпизоды, связанные с пребыванием на воронежской земле царя Петра I в период построения им флота и т. д.). Совмещение исторического и топонимического встречается и в публикуемых преданиях.

Завершая краткую характеристику воронежских сказок и произведений не сказочной прозы, хотелось бы подчеркнуть, что народная сказка пока жива, хотя даровитых сказочников, как и образцовых по форме сказок, становится все меньше и меньше. И если даже предположить, что сказка когда-нибудь, как и ряд других традиционных жанров фольклора, уйдет из устного бытования, она не перестанет пленять читателей своей мудрой простотой и поэтичностью, не перестанет жить и будет распространяться в иной форме - письменно, продолжая радовать своей наивностью и величием.

А. Кретов