Как вершил дела митрополит Киевский и Галицкий экзарх Петр Могила вДивногоръе в царствование короля Польского Владислава N — ничего в истории не сохранилось. Разве что в найденном в архивах монастыря документе-антименсе говорится, что святил сей цер­ковный муж один из храмов монастыря в те древние годы...

Из истории

Сохранилось предание о коне, на котором прибыл в Дивногорье со свитою Киевский митрополит Петр Могила, и данное предание весьма забавно. Конь митрополичий был такой огромный, что  для этого жеребца пришлось специально подрывать пол в монастырской конюшне, чтобы организовать тому место для отдыха. Можно его было оставить и снаружи, да уж больно любопытен местный народец: как заслышал про того жеребца-великана, так и повалил в монастырь на смотрины. Что там митрополит с его черной сутаной и свитой, вот гигантский конь — это да!

Но вернемся к замечательному жеребцу. Красавец конь взволновал сердца селян. Поэтому уже через день толпа народа так одолела монахов, что те решили установить жеребца в дальнюю монастырскую конюшню и наказали местному копачу Трофиму Сизому подрыть в стойле пол до нужного уровня да заодно и присмотреть за ценным животным. Тот имел инструмент и знал свое дело мастерски. Копачу-умельцу только на руки поплевать. Что погреб, что могилу вырыть — всегда Трофима звали.

Не слишком жаловал попов и монахов Трофим, не любил за скаредность и ученость, а вот поманили его копеечкой— он и согласился. Хотя больше из-за почета согласился. Как-никак, а работа для митрополита. Хоть и не для самого Могилы труд, для его жеребца, а все ж! И лошадей чтил. По­тому и болезни ихние знал и пользовать мог. По наследству это умение в семье его шло. Род его в этом деле весьма преуспевал: и прадед, и дед, и папашка Трофимов — все в почете были по этой части.

Местный же любитель лошадей Кондрат Гуня, увидев жеребца, решил тайно случить его со своей холостой кобы­лой Дроной, так как разглядел в нем мощного улучшителя породы. Так это его заманило, что и сон не шел. Пришел он домой к Трофиму Сизому и соблазнил его деньгами и горилкой. Задумали кумовья обстряпать это дело по-тихому и без свидетелей. А как попов обвести вокруг пальца, поре­шили по-простому.

Пошли они к местному коновалу-знахарю и предложили вступить с ними в сговор. А тому и в радость, так как лишнее приключение всласть. Сказал митрополичьему конюху деревенский знахарь, что самое время жеребца травкой одной покормить от запора. Знает он, где растет такая, но кормить надо по росе и тайно — тогда, мол, поможет точно. Тот — к Трофиму. А Сизому только того и надо. Повел он на реку митрополичьего коня на зорьке купать да травой кормить. А там, на лугу, ждал его кум со своей Дроною. Жеребец весь задрожал, увидев кобылицу, и вырвался от Трофима, но покрыть не смог Дрону — та сильно сопротивлялась, боясь великана. Времени было мало, и кумовьям пришлось несколько раз отхлестать и коня, и кобылу. Но, наконец, «лошадиная свадьба» состоялась!..

Однако не ведали наши заговорщики, что в то время митрополит с настоятелем с горы Гудун осматривали окрестности, любуясь местными красотами. Широко рас­кинулись луга за Тихой Сосной. Далеко видать — до самого Коротояка...

Уж как обхаживал настоятель важного гостя! Мол, и туда поглядите, Ваше Высокопреосвященство, да не изволите ли сюда повыше на бугорок стать, да на луга взглянуть заливные.

— А вон, и лошадки на лугу резвятся, — показал отец-настоятель на лошадиную свадьбу на той стороне реки. И вдруг осекся, признав в жеребце коня митрополита.

Узнал жеребца и митрополит...

А в то время ходила плеточка одного из кумовьев по холе­ным бокам митрополичьего жеребца. Ох и взбеленился Петр Могила от наглости такой! Но и сам настоятель был взбешен. Но дело было сделано. Свидетелем лошадиной свадьбы стали высокие сановники, настоятель и сам митрополит.

А на следующий день при освящении нового храма хму­рый митрополит увидел в углу прыскающих в кулак кумовей и быстро свернул службу. Затем хмуро выписал документ и немедленно отбыл из монастыря, не оставшись даже на полагающуюся трапезу. На прощанье пригрозил настоятелю неприятностями.

А местный сильно ученый поп, прознавший про проделки Трофима, приняв однажды стаканчик, пригрозил так на­звать его будущего сына, «что черт язык сломит». И дал же, милостивец, и вправду тому имечко — Герострат!

С тех пор дивногорских кумовей прозвали в селе хитропо­пыми лошадниками, а жеребчик, получившийся от того «не­равного брака», сильно улучшил крестьянскую породу. О чем долго вспоминали в хуторе. И водили до Кондратова жеребца, как тот в силу вошел, местных кобылиц регулярно. А Герострата в семье все равно Ванькой Гуней звали, назло попу.

Правда, значительно пострадал настоятель Дивногорско-го монастыря —- ему отказали в получении положенного к дате важного ордена (наверное, митрополит сдержал свое слово и донес о происшествии куда следовало), видно «за огромное неуважению к церковному сану и сановному жеребцу». За непочтение, в общем.